В идеальном мире (мире, в котором есть возможность учитывать различные тонкости) мы использовали бы потенциал EBV во благо, ограждая себя от его более опасных аспектов. Даже в реальном мире невозможно игнорировать тот факт, что при отсутствии вакцины от EBV самый легкий способ снизить риск развития рассеянного склероза может состоять в сознательном внедрении этого вируса в раннем возрасте. Нам всем так или иначе суждено получить этот вирус. Намеренное инфицирование может предотвратить мононуклеоз и рассеянный склероз. Заражение вирусом Эпштейна — Барр до двухлетнего возраста может также сдерживать развитие аллергических заболеваний. Кроме того, если Бартон прав, это усилит нашу защиту от патогенов. Все это означает, что мы можем поймать сразу даже не двух, а четырех зайцев.

«Лично я заразил бы сейчас своих детей, если бы узнал, что у кого-то из них отрицательный результат теста на EBV, — написал мне Бартон в электронном письме, — а также если бы у меня был доступ к запасу EBV». (Ни то ни другое не соответствует действительности.)

Более важные выводы, сделанные по результатам данного исследования, таковы. Постепенный распад суперорганизма меняет способ взаимодействия между оставшимися элементами. Устраните гельминтов (а также микобактерий и, возможно, H. pylori), приостановите воздействие комменсальных вирусов — и появятся новые необъяснимые нарушения в работе иммунной системы. Относительный вклад каждого очередного случая разрушения суперорганизма остается неясным. Тем не менее работа Корреале, Флеминга и Фабри подчеркивает стабилизирующее воздействие паразитов, которое усиливает регуляторные цепи. Паразиты могут иметь ключевое значение не только для борьбы с уже укоренившимся рассеянным склерозом, но и для предотвращения этой болезни. Они как минимум обеспечивают отправную точку для разработки тех самых лекарственных препаратов, которые будут созданы благодаря паразитам из нашего эволюционного прошлого.

Как отметил сам Корреале, его работа доказывает также тот факт, что влияние паразитов, обитающих в кишечнике, распространяется на весь организм, вплоть до центральной нервной системы. Такой охват имеет большое значение в контексте следующей главы, посвященной современному расстройству развития — аутизму.

Летом 2005 года в доме Стюарта Джонсона, отца подростка-аутиста, раздался телефонный звонок. Звонили из лагеря, в котором его сын Лоуренс каждое лето проводил несколько недель. Джонсон и его жена Марджори горячо любили своего сына, но все же с нетерпением ждали этих благословенных недель покоя. От ежегодного отдыха Лоуренса зависело их психическое здоровье и в какой-то степени их брак. Когда зазвонил телефон, Джонсону сразу же пришло в голову несколько сценариев худшего развития событий. Может, у Лоуренса случился приступ буйства? Он начал бить себя по лицу? Пришлось ли его держать? Возможно, администратор звонит, чтобы сказать, что нужно забрать сына раньше срока, поскольку он стал неуправляемым?

Однако звонили по другой причине. С Лоуренсом было все хорошо — и даже лучше. Телефонный собеседник Джонсона утверждал, что его сын принимает участие в различных мероприятиях и ведет себя общительно и дружелюбно. Он получил пропуск, позволяющий ходить по лагерю без присмотра. На самом деле из лагеря звонили, чтобы спросить, какой новый курс лечения проходит Лоуренс, поскольку это лечение творит чудеса.

«Вы уверены, что вам не показалось?» — Джонсон вспоминает, что ответил именно так. Он объяснил звонившему, что никакого нового лечения нет, и выразил сомнение в том, что описанные перемены действительно имеют место. Положив трубку, он забыл об этом звонке.

Однако через несколько дней, отправившись забрать сына из лагеря, Джонсон увидел трансформацию собственными глазами. Лоуренс обнял отца, что было весьма необычным. Он устроил Джонсону экскурсию по лагерю, спокойно рассказывая, чем они занимались, — неслыханное дело. Поездка домой на автомобиле была самым убедительным доказательством того, что что-то изменилось. Такие вояжи всегда были трудными. Любое отклонение от обычного маршрута (использование другого выезда с автомагистрали, объезд места проведения дорожных работ) вызывало у Лоуренса истерику. По пути в лагерь у него случился продолжительный приступ гнева. Однако теперь Лоуренс совершенно спокойно сидел на протяжении почти трехчасовой поездки из северной части штата Нью-Йорк в Бруклин.

Джонсону казалось, что это новообретенное самообладание может развеяться в любой момент. Но поскольку этого не произошло, он был заинтригован. Отец решил все проверить и взял Лоуренса в шумный барбекю-ресторан в Бруклине. На тот момент Лоуренс не ел вне дома много лет. Атмосфера в этом ресторане (толкотня, стук тарелок, плач детей) в прошлом провоцировала срывы. Однако теперь Лоуренс невозмутимо сидел среди всей этой суматохи, даже когда пришлось ждать официанта.

«Мысль о том, что я могу сорок пять минут ждать блюда в ресторане вместе со своим сыном, была настолько чуждой, что это как будто происходило на другой планете, — рассказывает Джонсон. — В тот момент у меня просто взорвался мозг».

Что произошло с его сыном? Джонсон был в недоумении. Однако, сняв с Лоуренса одежду, чтобы уложить его в постель, он увидел укусы. От нижнего края шорт до линии носков ноги Лоуренса были покрыты сотнями красных, расцарапанных, покрытых струпьями укусов клещей-тромбикулид.

Тромбикулиды — это разновидность клещей, у которых есть паразитарная фаза. Во время жарких и влажных сезонов они ждут своих жертв на верхушках стеблей травы. Когда животные проходят мимо, личинка, которую невозможно увидеть невооруженным глазом, цепляется в них и впрыскивает пищеварительный фермент в кожу хозяина. Образуется полость, стенки которой становятся твердыми и появляется своего рода крошечная трубочка. После этого личинка питается предварительно переваренными клетками кожи, всасывая их через эту «соломинку». Насытившись, паразит оставляет хозяина и продолжает свой жизненный цикл вегетарианцем. Однако еще долго после этого кормления организм хозяина наращивает усиленный иммунный ответ на тот беспорядок, который оставил после себя клещ-тромбикулид. Человек ощущает этот иммунный ответ как ужасный зуд, место укуса опухает.

Джонсон выяснил все это в интернете, уложив сына. Он предположил, что сильный иммунный ответ на укусы клещей-тромбикулидов каким-то образом улучшил состояние Лоуренса. Эта мысль перекликалась с другим наблюдением: Джонсон и его жена обратили внимание на то, что каждый раз, когда у Лоуренса начинается лихорадка, ослабевает худший из симптомов аутизма — тревожное возбуждение и причинение вреда самому себе. Джонсоны полушутя говорили о том, что, если намеренно вызвать у Лоуренса болезнь, это помогло бы ему выздороветь. (Кстати говоря, многие родители детей-аутистов также обратили на это внимание. Через несколько лет ученые из Университета Джонса Хопкинса официально изучили этот феномен.) А теперь, подобно тому, что происходило во время лихорадки, укусы клещей ускорили своего рода ремиссию. Джонсон понял, что связующей нитью является иммунный ответ.