Ева принесла махровую простыню, укрыла ею Хрустова, когда он встал, весь в пене, довела до кровати, уложила, подсунула под спину две подушки, принесла вино и яблоко, села рядом:

– Говори, или я тебя убью! Где Вера?

– Ее больше нет, – сразу ответил Хрустов.

– Это и есть твои неприятности?

– Ну что ты, это произошло само собой, была – и нету! Вот соль не отмывается, – он дернулся, словно кто-то холодными пальцами провел по спине. – Я улетел сразу же. Почти. У меня остров, если ты еще не знаешь, уже все знают. Хороший такой остров, там даже люди живут, я всё думал, они – мои? И получается теперь, что я не могу там жить.

– Почему?

– Потому что, – нехотя объяснил Хрустов, – я вообще не могу жить возле соленой воды. Я не могу видеть море или песок. У меня сразу же начинается чесотка. Меня щекочут изнутри мертвецы. И, главное, я не понимаю, куда она делась? Су рядом не было, она что, растворилась? Море забрало? – Хрустов посмотрел перед собой невидящими глазами и удивленно пожал плечами. – Море – страшная вещь, скажу я вам, девочки. Забирает все подряд. Хорошо, если выпустит ее лет через двести Афродитой. Я уже думал… Я думал о смерти, которой как бы и нет… если успеешь спрятаться, – уточнил он. – Кем я буду через двести лет? Надо привыкать к соленой воде, надо… А то она выйдет, а меня не будет рядом…

– Это все? – спросила Ева. – Это все твои неприятности?

– Все.

– Убирайся! – Она сдернула простыню. – Не можешь находиться у моря, не находись! Убирайся отсюда, только твоих мертвецов и не хватало. Ты мне нравился, потому что никогда не доставлял неприятностей! Мне было спокойно рядом с тобой. Убирайся!

– Ерунда какая! – не соглашался Хрустов. – Как это я не доставлял непрятности, когда я должен был тебя убить! И если бы ты меня не изнасиловала тогда…

– Чепуха! Это не неприятности. Это так, легкая опасная эротика. Уходи.

– Я изменил тебе с твоей лучшей подругой, – напомнил Хрустов.

– Это она изменила мне с тобой!

– Вера сидела у моря, играла, а потом осталась только кучка одежды. Получается, что она растворилась.

– Ну и что? – тащит его за руку с кровати Ева. – Знаешь, кто такой Гарун?

– Знаю, оставь меня, я знаю. Это калиф такой из сказки, или просто давно жил. Гарун аль Рашид. Кажется, это ему Шехерезада рассказывала свои истории, чтобы он не отрубил ей голову. Правильный ответ? Тогда пусти, я заслужил право немножко полежать.

– Мой сын Илия ходил с ним ночами по Багдаду, они переодевались в нищих, вот это я понимаю – неприятности, а ты говоришь – растворилась!

– У вас неправильный сеанс психотерапии, – присоединяется Далила. – Не надо перечислять друг другу подробности маниакального бреда.

– Я хочу есть, – заявляет Хрустов. – Я перестал чесаться, спасибо тебе, – это Еве. – Я хочу тебя, женщина, – это Далиле. – Тебя я тоже хочу, но боюсь от тебя умереть, – это Еве, – поэтому выйди на кухню, пожалуйста, приготовь что-нибудь, мы быстро. Слышите? Стучат. Войдите!

Женщины замирают, потом Ева на цыпочках подходит к окну и дергает занавеску в сторону. С той стороны стекла в окошко стучит клювом голубь. Сопротивляясь накатывающему ветру, он иногда взмахивает крыльями, стараясь задержаться у окна, и крылья тогда тоже стучат по стеклу, но звук не такой четкий.

Он белый и похож на кусочек оторвавшегося паруса, прилепившегося к стеклу.

Вечером того же дня Ева улетела в Ленинабад.

Два дня ушли на поиски пропавших агентов и попытки выяснить по справочной место проживания человека – родственника матери Илии. Еве помогал прикрепленный к ней для ознакомления молодой сотрудник милиции, он успешно переводил все, что Еве говорили вдруг напрочь позабывшие русский язык таджички в почтовых отделениях и на вокзалах. Они объездили небольшие поселки вдоль реки, добрались до Исфары, но все Каримовы оказывались просто однофамильцами. К концу вторых суток Ева скорее чутьем, чем просто по логике событий поняла, что ее осторожно прогуливают туда-сюда, чтобы не скучала. Она отделалась от сопровождающего и ночью купила место в самолете контрабандистов. Мужчина и две женщины, летевшие с нею, были с оружием. Присмотревшись к женщинам, Ева поняла, как нужно одеться, чтобы не привлекать внимания. Через полтора часа на рассвете они приземлились в пустынном месте. До ближайшего города – Ура-Тюбе – восемь километров. Одна из женщин на прощание согласилась поменять свои вполне крепкие облегающие брюки, вышитую длинную безрукавку и пятнистое платье на кожаные брюки и куртку Евы. Напоследок она протянула Еве платок и отказалась от трикотажной шапочки. Рюкзак на платье смотрелся смешно, но платок закрывал голову и плечи и при необходимости – половину лица.

Из Ура-Тюбе до Шахристана она ехала на автобусе, потом на арбе. В автобусе удалось выспаться, закутавшись в платок, на арбе она полдороги тряслась, а полдороги шла рядом, дразня осла.

В Шахристане Ева выбрала самую дорогую чайхану, осмотрела ковры и посуду, кольца на руках у жены чайханщика и решилась. Она рассказала толстому испуганному человечку, что ищет сына, попросила показать ей, где могут жить Каримовы, имеющие родственников у Туркестанского хребта.

– Скажи город, – чайханщик пересчитывал деньги, которые она достала из-за пазухи.

– Айни.

– Будут тебе Каримовы из Айни. Приходи вечером.

Вечером ее ждали два старика и крепкий молодой парень, забывавший закрывать рот, когда чему-то удивлялся или радовался.

Старики знали одну семью Каримовых, к которым вдруг приехал давно потерянный сын. Красавец, но немного больной.

– Чем он болен? – спросила Ева.

– Ай, чем болен? Бледный, грустный и еще с женой, будешь тут больной. Жена-то русская. Готовить не умеет, прясть не умеет, чесать шерсть не умеет. Скажи, здоровый мужчина возьмет такую женщину в жены? Вот тебя, – старик вдруг пощупал руку Евы и уважительно кивнул, обнаружив крепкие бицепсы, – я возьму в жены моему сыну и без калыма, хоть ты и русская.

Сын старика обрадовался.

До гор она доехала на грузовике, по дороге застряли, Ева села за руль, шофер подкладывал камни под колеса. К концу пути – еще одно предложение пойти в жены.

До Айни осталось совсем ничего, когда Ева обнаружила, что ее трясет. Она заболела.

В маленькой больнице в Айни она спала счастливая, в радостном высокотемпературном бреду фантастических сновидений. Через два дня, еще пошатывающаяся и плохо соображающая, стояла у дверей больницы и смотрела на женщину, которая держала лошадь под уздцы.

– Садись, – сказала женщина и кивнула назад, на телегу.

– У меня нет денег, – Ева развела руками. Ее карманы после больницы оказались совершенно пустыми. Спасибо Далиле, уговорила надеть два кольца и золотую цепочку. Это медики Айни не тронули. Это, как ей объяснили потом, они снимают только после смерти. Спасибо Хрустову, что отговорил брать оружие. Из больницы она бы не вышла. Спасибо полковнику Кошмару, он отобрал удостоверение и умолял ее полагаться только на свои силы и интуицию. После исчезновения агентов он не мог себе простить, что послал их официально, с документами и запросами.