Изучив племена дикарей, мы не познали таинственный мир природы, не открыли для себя идеальное общество, живущее в глубине леса; однако наши исследования помогли создать некую условную модель социума, не существующего в действительности. При помощи этой модели мы сможем понять, «что именно в образе человека искусственно, что в нем естественно, тщательно изучить, что для него было невозможно раньше, что невозможно теперь и что невозможно в принципе, а также сформировать определенные понятия, с помощью которых мы сможем рассуждать о состоянии современного общества». Я уже писал об этом, когда рассказывал о племени намбиквара, рассуждая о смысле своих исследований. Мысль Руссо опередила время, философ понял, что между теоретической социологией и научно-исследовательскими экспедициями не должно быть разрыва. Естественный человек не принадлежал первобытному обществу, но и не был вне него. Наша задача – обнаружить форму отношений «естественного человека» и социального устройства, вне которых наше человеческое состояние немыслимо. Для этого надо наметить программу исследований «естественного человека» и определить «средство для проведения этих опытов на лоне общества».

Но эта модель (и здесь Руссо предлагает решение) – вечна и универсальна. Другие общества ничем не лучше нашего, даже если мы верим в его безупречность, нам не удастся каким-либо образом доказать это. Полагая, что мы хорошо знаем иные цивилизации, мы обладаем достаточным основанием, чтобы отделить себя от них, не только потому, что мы лучше или хуже, но в большой мере потому, что желаем быть обособлены: таким образом, мы представляем собой некую отдельную общность. Однако мы прибегаем и к другому методу: не разделяя единое человеческое общество на различные типы, мы используем принципы общественного устройства других цивилизаций с целью изменения собственной социальной системы, при этом факта заимствования не происходит, поскольку мы отказались от разделения социума на виды и типы, признали его единство. Мы не рискуем разрушить это единство – все изменения происходят внутри группы.

В своих рассуждениях мы пользуемся моделью Руссо вне зависимости от времени и пространства, при этом мы сильно рискуем, поскольку недооцениваем влияние прогресса. Таким образом, мы предполагаем, что у человека всегда есть одна конкретная цель, хотя способы ее достижения с течением времени меняются.

Признаюсь, что такое отношение к науке меня не беспокоит, оно как нельзя лучше подходит для исследования в области истории и этнографии; эта методология кажется мне наиболее эффективной. Сторонники идеи бесконечного прогресса в большинстве случаев недооценивают огромные богатства, накопленные человечеством в течение долгого жизненного пути, они обращают внимание только на сам путь, не придавая значение приложенным усилиям; таким образом, наши достижения в духовной сфере не имеют для них смысла. Если человек трудился всю свою жизнь только над одной задачей, построить общество, пригодное для жизни, то духовные усилия наших далеких предков, вложенные в ее решение, есть теперь и в нас самих. Еще не все потеряно; все можно вернуть: «Золотой век, который слепое суеверие поместило позади нас (или перед нами), находится в нас». Человечество обретает осязаемое свидетельство, когда получает возможность узнать собственный образ в беднейших племенах. И эти беднейшие племена добавляют свой опыт к тому, что получен от многих сотен других, и сравнивая, мы можем многое понять. Этот урок несет нам первобытную свежесть.

В течение тысячелетий человечество лишь воспроизводило себя, не сознавая, каким оно было в самом начале. Мы должны совершить этот благородный скачок сознания, преодолевая пределы всего, что было совершено и повторено, выбирая за точку отсчета наших рефлексий ту невероятную мощь духа, которая отмечает истинное начало.

Для каждого из нас быть человеком значит принадлежать к социальному классу, обществу, стране, к части света, цивилизации. Пусть путешествие в Новый Свет даст возможность понять тем из нас, кто считает себя европейцем, что Новый Свет не принадлежит только нам и что мы разрушили его и некому нас прощать. Осознав это, мы столкнемся лицом к лицу с самими собой. И когда ничего другого не останется, обратим внимание на самих себя, вернемся в то время, когда наш мир потерял данный ему свыше шанс – выбрать свою миссию.

Место археологических раскопок Таксила находится у самого подножия гор Кашмира, в нескольких километрах от железной дороги, между поселениями Ралпинди и Пешавар. Я поехал туда на поезде и, вопреки своему желанию, стал причиной неприятного эпизода. Я занял единственное купе первого класса, похожее на что-то среднее между повозкой, запряженной скотом, салоном и тюремной камерой, это был вагон старого образца: четыре спальных места, шесть сидячих, а на окнах – решетки. Вместе со мной ехала семья мусульман: муж, жена и двое детей. Женщина соблюдала пурдах, она демонстративно повернулась ко мне спиной, надела бурку и свернулась комочком на сиденьи. Соседство со мной считалось для них чем-то неприличным, они пытались как-то обособиться от меня, семейство вынуждено было разделиться: женщина с детьми ушла в другое купе, муж остался на своем месте, принялся враждебно смотреть на меня. По правде сказать, после зала ожидания на станции (он находился рядом с небольшой комнатой, в которой вдоль стен коричневого дерева стояло около двадцати унитазов, будто бы в гастроэнтерологической клинике) мне стало проще игнорировать такие мелочи.

До археологической стоянки меня довез небольшой конный экипаж, который здесь называют «гхарри», в нем надо сидеть спиной к кучеру, чтобы даже при небольшой тряске не вылететь через поручень. Мы ехали по пыльной тропинке между саманными домами, стоящими под тенистым навесом эвкалиптов, тамарисков, шелковиц и кустов перца. Сады лимонов и апельсинов расположились у небольшого холма, отливающего синевой, на котором росли дикие оливы. Мы обогнали крестьян в белых, бледно-розовых, сиреневых и желтых нарядах, на голове у них были тюрбаны, похожие на лепешки.

Наконец мы прибыли в городское управление, находящееся недалеко от музея. Была договоренность, что я задержусь там ненадолго, чтобы посетить место раскопок. Впрочем, я мог не сообщать о своем приезде, потому что «официальная срочная телеграмма», высланная накануне из Лахора, из-за наводнения в Пенджабе была доставлена директору только через пять дней.

Названия «Таксила» происходит от санскритского «Такшасила», что означает «город каменотесов», он находится в долине у слияния двух рек – Харо и Тамра-Нала, в древности носившей имя Тиберио-Потамос. Пространство между речными долинами с горным хребтом посредине на протяжении десяти – двенадцати веков было заселено людьми; самое древнее из раскопанных поселений было основано приблизительно в VI веке до нашей эры, оно просуществовало до 500–600 года нашей эры, пока гунны не начали завоевывать царства Кушан и Гуптов, разрушая буддийские храмы.

Поднимаясь вверх по долинам, вы словно погружаетесь в прошлое. Самое древнее поселение Бхир Моунд находится недалеко от срединного горного хребта, в нескольких километрах от него на небольшом возвышении расположился город Сиркап, достигший наивысшего рассвета в период парфянского царства, прямо за городской стеною возведен зороастрийский храм Джандиал, в нем побывал Аполлоний Тианский; чуть дальше находится кушанский город Сирсук, окруженный буддийскими ступами и монастырями Мохра Мораду и Джаулиан Дхармараджика. Здесь можно увидеть множество статуй, которые изначально были выполнены из сырой глины, но гунны совершенно случайно помогли им сохраниться до наших дней: они устроили пожар, глиняные статуи оказались обожжены, что и уберегло их от воздействия разрушительного времени.