Примерно в V веке до нашей эры в этой местности существовал небольшой город, входивший в империю Ахменидов, позже он стал университетским центром. В 326 году до нашей эры во время похода по Джамне Александр Македонский провел несколько недель в том самом месте, где сейчас находятся развалины Бхир Моунда. Через столетие после этих событий к власти в Таксиле приходит династия Маурьев. Самая большая из всех известных ступ был возведена во время правления Ашоки, который способствовал распространению буддизма. В 231 году до нашей эры, когда Ашока умер, гибнет и его империя Маурьев, на смену ей приходит греческая цивилизация, завоеватели из Бактрии. В 80-х годах до нашей эры эти земли были населены скифами, вскоре они уступают власть парфянам, царствование которых длилось примерно до 30-го года нашей эры. Парфянская империя занимала широкое пространство от Таксилы до Дура-Европос. Именно тогда здесь и побывал Аполлоний Тианский. Тем не менее со II века до нашей эры кушанские племена начинают мигрировать на северо-запад, примерно в 170 году до нашей эры они уходят с территории Китая, проходят через Бактрию, Окс, Кабул и в результате обосновываются в Северной Индии, некоторое время они селятся на границах Парфянского царства, процесс миграции завершается к 60 году. Начиная с III века нашей эры империя кушан постепенно приходит в упадок, еще через двести лет гунны разрушают ее. В VII веке, когда китайский путешественник Сюаньцзан приехал в Таксилу, он увидел лишь жалкие остатки былой роскоши.

Прямые линии улиц центральной части полуразрушенного города Сиркапа образуют четырехугольник, в центре возвышается памятник, символ города, напоминающий о названии и происхождении Таксилы – это своеобразный алтарь «двуглавого орла». Верхняя часть портала украшена тремя барельефами: фронтон в греко-римском стиле, бенгальский колокол и древние буддийские мотивы, напоминающие порталы Бхархута. Было бы несправедливо утверждать, что Таксилу на протяжении столетий населяли только три великие цивилизации Старого Света: эллины, буддисты и индуисты. Здесь можно встретить наследие персидской зароастрийской культуры, а также наследие скифов и парфян; традиции степных народов соединяются здесь с греческими заимствованиями, самые дивные произведения искусства и ювелирные украшения были созданы именно благодаря такому странному соседству. Воспоминания об этом были живы вплоть до прихода исламских завоевателей, навсегда покоривших эти земли. Почти все цивилизации Старого Света, кроме христианской, оставили в культурном наследии Таксилы свой след. Здесь сливаются две реки, хотя их истоки находятся далеко друг от друга. Приехав сюда из Европы, я явился представителем единственной культуры, которой здесь не хватает. Так я размышлял, стоя среди древних развалин. Да и где же еще, если не здесь, в этом удивительном пространстве, человек Старого Света может заглянуть внутрь себя, подумать о том, как он связан с историей.

Когда-то я прогуливался у стен Бхир Моунда, вокруг которых были сделаны грунтовые насыпи. От этого городка сегодня остались только фундаменты нескольких домов, храмы, дома, статуи уже не возвышаются над строгой геометрией улиц, где я бродил. Было такое ощущение, что я смотрю на карту города с большого расстояния, отсутствие растений еще больше впечатлило меня, словно бы я оказался в далеком прошлом. Возможно, что в этих самых домиках в свое время жили греческие зодчие, приехавшие сюда вместе с императором Александром, основатели искусства Гандхары, вдохновившие буддистов на отчаянные попытки изобразить бога. Мой взор упал на блестящий предмет, попавшийся мне под ноги: это оказалась серебряная монета, с которой дождь смыл слой пыли и грязи. На ней была надпись, гласящая: «MENANDR U BASILEUZ SOTEROS». Если бы Индии удалось объединиться с землями Средиземноморья, какой была бы сегодня западная цивилизация? Существовали бы христианство и ислам? Меня особенно занимал ислам, но вовсе не из-за того, что я провел в этой среде несколько предыдущих месяцев. Хотя теперь я и всматривался в памятники греческой или буддийской культуры, но я по-прежнему продолжал думать о другом, вспоминал о дворцах Моголов, которым я посвятил последние недели путешествия в Дели, Агре и Лахоре. Поскольку я не достаточно хорошо был знаком с произведениями восточной литературы, я обратил внимание на другие виды искусства, это была единственная возможность приобщиться к этой культуре, надолго запечатлев в памяти ее прекрасные образы (так случалось и когда я изучал первобытные племена, язык которых был мне неизвестен).

Я надеялся, что моя жизнь в Дели будет спокойной и безмятежной, особенно после путешествия в Калькутту, где в грязных кварталах мне пришлось столкнуться с жуткой нищетой, на фоне изобильных тропиков эта картина еще больше впечатлила меня. Теперь я мечтал, что у стен древнего Дели в старинном отеле при свете луны я смогу немного отдохнуть и подумать, как когда-то в Каркассоне и Семюре. Когда мне предстояло выбрать между старыми и новыми районами города, я, нисколько не сомневаясь, предпочел отель в древнейшем квартале. Но каково же было мое удивление, ведь оказалось, что мне предстоит ехать в такси по заброшенным улочкам почти тридцать километров; я терялся в догадках, что же это могло быть – былое поле брани, на котором теперь среди кустов и деревьев были руины, или же недостроенное здание. Когда мы оказались в той части города, которая считалась самой древней, я разочаровался еще больше: это больше напоминало английскую колонию, как и все кругом.

Позднее я осознал, что мне не удастся, как в Европе, погрузиться в прошлое, застывшее в небольшой части города. Дели напомнил мне саванну, которая была открыта всем ветрам. Беспорядочно раскиданные повсюду памятники культуры можно было сравнить с игральными костями, рассыпанными на ковре. Каждый правитель стремился возвести свой собственный город и при этом разрушить и разобрать на материал для нового строительства прежнее поселение. Существовал не один Дели, а дюжина заброшенных ныне городов, которые находились друг от друга на расстоянии в десятки километров, по дороге встречались многочисленные курганы, памятники и надгробия. Ислам всегда поражал меня своим противоречивым и отличным от нашего отношением к истории. Стремление уничтожить культуру прошлого шло вровень с бережным созиданием своей собственной: каждый правитель полагал, что он один способен сотворить что-то вечное, считая все остальное временным и уничтожая его.

Я был примерным путешественником, преодолевал препятствия, изучал памятники архитектуры. Казалось, что все они возникли на пустом месте. Красный Форт – это дворец, в его архитектуре прослеживаются традиции Ренессанса (как, например, мозаики pietra dura) с зачатками стиля Людовика XV. Можно предположить, что существенное влияние на градостроительство оказала и культура монгольских завоевателей. Хотя дворец был построен из прекрасных материалов, отделка была тонкой и изящной, но я все же был неудовлетворен. Это сооружение с трудом можно было назвать архитектурным шедевром, не похож он был и на дворец, а более напоминал шатер, раскинутый посреди сада – своеобразный символ кочевого образа жизни. Было такое ощущение, что украшением дворца занимался не архитектор, а ткач: мраморные балдахины, напоминающие складки полога джали, своеобразные «каменные кружева» (в прямом смысле этого слова), по фактуре напоминающие гардину. Царский мраморный балдахин представлял собой точную копию раскладного деревянного балдахина, покрытого драпировкой, и он не соответствует внутреннему устройству дворцовых залов. Древнейшая усыпальница Хумаюна тоже производила неприятное впечатление, было такое ощущение, что в ее архитектуре отсутствует что-то самое важное: в сущности, это был огромный красивый камень, каждая деталь в нем – прекрасна, но все вместе они не сочетаются, об общей единой гармонии не может быть и речи.