— Определенно?

— Почти наверняка, — неуверенно произнес Спиндл.

Триффан рассмеялся.

❦

Через день после этого разговора Монди встретила Триффана возле Камня.

— Ну, сговорятся они или нет? — спросила она.

— Надеюсь, сговорятся, — ответил Триффан, — но Спиндл пока ничего не предпринимает.

— Может, им надо помочь? Так говорит Комфри.

— Как это «помочь»? — Триффан в недоумении уставился на кротиху.

— Ты мудрый крот, Триффан, — проговорила Монди, — но есть вещи, в которых ты ничего не понимаешь.

— Боюсь, таких вещей полно, — печально согласился Триффан. Иногда он чувствовал себя таким юным, неопытным, и возвращение в Данктон только усилило это ощущение.

— Может быть, сводишь нас как-нибудь на нижние склоны, — проговорила Монди, подумав немного. — Выбери славный солнечный денек, когда в ходах светло и по поверхности ходить безопасно, и покажи нам Данктонский Лес, каким он был раньше.

— Нам? — повторил Триффан.

— Спиндлу, Тайм и мне.

— Зачем? — простодушно удивился Триффан.

— Всякое случается во время таких походов по системе, возникают разные возможности.

На том и порешили, и через день или два — а Спиндл все еще колебался — все четверо встретились и под предводительством Триффана двинулись вниз по склону. День был холодный, но кристально ясный, слой листьев на земле был красиво подернут инеем. Как по волшебству, он таял под лапами кротов, превращаясь в капли воды, которые, как хрусталики, сверкали на солнце, рассыпаясь в разные стороны.

Спиндл почему-то держался подальше от Тайм, а однажды, когда из-за неровностей почвы им пришлось соприкоснуться боками, он, казалось, готов был выпрыгнуть из своей шкуры, а Тайм не знала, куда отвести глаза.

Беседу вели Монди и Триффан.

— Это что за место? — спросила Монди, прекрасно зная ответ и не обращая внимания на молчание Спиндла и Тайм.

— Его обычно называют Вестсайд, — ответил Триффан, ведя их к краю леса, за которым начинались Луга. — Мой отец Брекен родился в Вестсайде, но оставался тут только до мая. Он был самым слабым в помете и потому ушел отсюда. Здесь жили тогда ужасные драчуны.

— А я думала, он был могучим кротом, — проговорила Тайм, не придумав ничего другого, что бы сказать.

— Верно, — отозвалась Монди, — но он стал таким только потом, со временем.

— Не с этим временем*, — неудачно пошутил Спиндл и неестественно, визгливо расхохотался.

(*Time [taɪm]  — время — и Thyme [taɪm] (чабрец) — имя — звучат по-английски одинаково.)

Триффан и Монди поглядели друг на друга и засмеялись, но Тайм даже не улыбнулась.

Спиндл смотрел вокруг, не проявляя никакого интереса. В этот день, когда Тайм была так близко, а он не знал, что сказать, когда его одолевали такие странные мысли, когда он был влюблен и испытывал столь непривычные желания, не понимая, что с этим делать, — в такой день дерево могло свалиться у него под носом, а он бы и не заметил.

— Говорят, раньше это место было очень богато червями,— сказал Триффан.

— Верно, — подтвердила Монди, — но я никогда здесь не была. Очень достойные кроты, эти вестсайдцы, но, пожалуй, держатся замкнуто.

— А где ты родилась, Монди? — спросила Тайм.

— Вблизи Бэрроу-Вэйла, — ответила та и неопределенно кивнула рыльцем в направлении востока.

Следы пожара, последовавшего за чумой, еще оставались здесь заметны. Многие деревья были либо мертвы, либо обгорели с одной стороны: ветер, гнавший огонь через лес, дул с севера, и пожар продвигался к Болотному Краю, а затем вверх по склону, к самому Камню. Там, наверху, большие буки уцелели, так как они росли довольно далеко друг от друга, а под ними было мало травы и кустарника, которые могли бы послужить пищей огню.

Но здесь, внизу, где сегодня гуляла эта четверка, лес пострадал особенно сильно. Зато на земле, под деревьями, благодаря тому что полог ветвей и листьев стал густым и сюда проникало теперь больше света, от старых корней пошли тоненькие побеги берез и ясеней, вокруг которых уже пробивались дикие цветы, хотя зацвели лишь немногие. Ветреница, колокольчики и бледно-желтые нарциссы, которые никогда здесь раньше не росли, и вьющийся шиповник — скоро он распустится во всей красе красно-розовыми цветами, станет таким же высоким, как наперстянка, и будет благоухать все лето. Но сейчас только пятна снега блестели тут и там да желтые акониты.

Однако насекомые уже проснулись, и, когда Триффан вел своих друзей через лес, рассказывая с помощью Монди о недавнем прошлом этого леса, которое, казалось, относилось к прошлому веку, вокруг них суетились муравьи.

— Где-то здесь были норы Мандрейка, и сюда легко было добраться из Бэрроу-Вэйла. В те дни это был центр системы, здесь собирались все кроты, тут можно было вволю посплетничать, — но не в брачный сезон, когда все дела затихали.

Тайм робко, с надеждой подняла глаза. Спиндл демонстрировал безразличие.

— Давайте найдем Бэрроу-Вэйл, я думаю, это сюда, — предложила Монди, направляясь в заведомо неверном направлении.

— А мне кажется, нет, — удивленно возразил Триффан.

Монди придавила его лапу своей, повернулась к Спиндлу и сказала:

— Может, Триффан прав... вы с Тайм поищите его в той стороне, а мы будем искать в этой.

— Но я...— начал Спиндл.

— Я бы лучше осталась с...— продолжила Тайм.

Но Монди уже повернулась и пошла, увлекая за собой Триффана, так что Спиндл был вынужден остаться наедине со смущенной Тайм. А лес вокруг был залит зимним солнцем, и каждая прогалинка, каждый крошечный росток, казалось, светились под его лучами; лишайник на деревьях ожил и зазеленел, и даже прошлогодние листья под лапами кротов были яркими и мягкими. Где-то неподалеку взлетел и снова сел на ветку крапивник, стал смотреть вниз и вспорхнул только тогда, когда увидел, как самочка черного дрозда прыгает среди сухого папоротника, выискивая веточку или стебелек для гнезда, которое она начала строить.

— Не понимаю, почему они ушли, — пробурчал Спиндл.

Тайм промолчала, разглядывая свои когти. Потом она подняла глаза, и ее голова нервно дернулась.

— Я чувствую себя очень странно,— проговорила она.

Спиндл не знал, куда смотреть, он припал к земле, повернув голову на сторону, как будто серьезно задумавшись; в действительности же он думал только о том, что должен что-то сказать, но не может придумать что.

— В самом деле? — промолвил он