Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еда! Ее было полно! И песни! Их тоже было очень много! И истории, масса историй, которые надо было рассказать! И опять еда! Много, много, еще и еще!
— Вниз, кроты, все вниз! — крикнул Комфри. — У нас будет такая Самая Долгая Ночь, какую никто не забудет!
А когда они спустились в зал, они увидели, что там уже был один крот, он свернулся в самом удобном уголке и жевал самого сочного червяка в окружении восхищенных юнцов.
— Какое удовольствие и какое еще удовольствие впереди! — воскликнул этот крот, широко и обезоруживающе улыбнувшись. — Я устал и спустился сюда, подумав, что чем раньше я это сделаю, тем лучше, господин! Вот так. Нет лучшей норы, нет лучшей молодежи, и такой бедный крот, как я, редко видел, а тем более ел лучшего червяка в Самую Долгую Ночь, до сих пор этого не бывало никогда!
— Кто это? — спросил Комфри, изумленный поведением этого странного крота.
— Мое имя Мэйуид, и я — самый желанный гость! — заявил Мэйуид, виновато поглядывая на Триффана.
Тут все рассмеялись и велели Мэйуиду оставаться в своем удобном уголке, добавив, что, раз уж он первым съел червя, будет только справедливо, если он расскажет первую историю; Мэйуид вовсе не собирался этого делать, но, если все настаивают, он, пожалуй, попробует; если это их порадует, да, он попробует, попробует!
Вот как получилось, что, когда кроты Данктона и спутники Триффана нашли каждый себе место в дружеской обстановке теплого, битком набитого зала, именно Мэйуид — изгнанник, чудом уцелевший Мэйуид — начал первый рассказ, и начал его традиционно (или почти традиционно):
— От моего сердца, господа и дамы, к вашему сердцу. Говорить я буду и расскажу о том, как бедный крот, некогда тощий, а теперь ставший пожирнее, некогда больной, а теперь поздоровевший, некогда одинокий, а теперь окруженный друзьями, — как этот крот, родившийся на склонах далекого Бакленда, шел дорогами разными и трудными, тайными и необычными, господа и дамы, долго шел к загадочной системе, где он и все мы тоже сейчас находимся, системе, которая расположена здесь и называется Данктон; вот о чем я расскажу своими простыми словами, если вы будете слушать...
— Да! Да! Будем! — засмеялись многие. Одни жевали, другие вздыхали, третьи прижимались к тем, кто им нравился. Комфри улыбался Триффану, а Монди улыбалась им обоим.
— Так вот, милостивые господа (а также не забыть бы и дам), я начинаю...
И Мэйуид был первым в ряду рассказчиков, и едва ли многие системы в кротовьем мире могли похвалиться в эту ночь такими историями, и никто никогда не мог позабыть их.
Глава двадцать вторая
И все же, когда истории были рассказаны, Самая Долгая Ночь кончилась и возбуждение, вызванное возвращением Триффана и его спутников, улеглось, Комфри понял, что инстинкт не обманул его: приход Триффана предвещал для системы беды, а быть может, и кровопролитие.
— Не знаю, возможно, опасность и миновала бы вас, не вернись я сюда и не сделайся отверженным, — сказал однажды Триффан.— Меня и тех, кто со мной, осудила и преследует Хенбейн, и ее гвардейцы будут искать нас, пока не отыщут, потому что сам факт нашего существования — вызов Слову. Во всяком случае я уверен — они придут сюда. Хенбейн знает, что Данктон — моя родная система, а также одна из тех двух систем, которые находятся вне орбиты Слова. Вторая — ужасный Шибод. Именно это, помимо огромного желания снова увидеть Данктон, и было причиной, почему я пришел предупредить вас, чтобы вы подготовились к нашествию.
Наступил январь, пришла зима с ее снежными буранами. Триффан и Комфри лежали, уютно свернувшись бок о бок в норе Комфри, наполненной запахами трав, а на поверхности бушевал жестокий ветер. Комфри слушал Триффана, как до этого в Самую Долгую Ночь слушал страшные рассказы о странствиях беглецов, но ему трудно было поверить во все это, потому что страшные перемены, которые принесли с собой грайки, находились за пределами его понимания. До Данктонского Леса докатывались, конечно, слухи о Слове и о грайках, но кроты Данктона предпочитали не иметь никаких дел с приверженцами Слова.
Триффан не сомневался, что вскоре от данктонцев потребуются решительные действия, и хотел убедить в этом Комфри. Поэтому Триффан постарался как можно более подробно рассказать брату о том, что он слышал от очевидцев.
В Файфилд, на западе, грайки пришли прошлой весной. Они изолировали целое поколение малышей и подростков под предлогом, что взрослые, живущие в системе, — а их после чумы оставалось совсем немного, — за это время поймут смысл Искупления и научатся выполнять его. Молодежь воспитывали в духе Слова элдерны и сидимы, которые поощряли детей, когда они доносили на своих родителей. Теперь эта система фанатично предана Слову.
Во Фрилфорде, системе на песчаных возвышенностях над Темзой, грайки судили обо всех кротах по тому, насколько охотно они готовы были изучать Слово и быть верными ему. Здесь тоже молодежь поощряли придерживаться жестких правил и уложений — и снова родители и старшее поколение были уничтожены. Лишь немногие избежали гибели; они и были теми очевидцами, с которыми удалось поговорить Триффану.
— Нам рассказывали, что кротов, не прошедших учиненную грайками проверку, вывели на затопляемую пойму Темзы и заставили рыть норы в пропитанной водой земле под угрозой прокалывания рыльца. В результате многие погибли сами или были убиты. А те кроты, которые приняли Слово и удовлетворительно прошли Искупление, должны были присутствовать на казнях и насмехаться над жертвами, не признавшими Слова. Некоторые несчастные заслужили себе Искупление тем, что толкали других на затопленные луга навстречу неминуемой гибели. Большинство из таких кротов сошли с ума, и их отправили работать чистильщиками.
В Блейдоне, рассказывал Триффан, грайки тоже подстрекали молодых кротов против пожилых, что привело к почти полному их уничтожению. Увы, можно сказать, что по всему кротовьему миру последователи Камня подавлены и установилась вера в Слово.
— И все же в каждой из систем, которые мы видели, были свои бунтари, потому что всегда найдутся сильные духом кроты, которых нелегко подчинить и прибрать к лапам, — продолжал Триффан. — Во всех системах, где мы побывали и о которых слышали, встречались один или два таких крота. Кое-кто из них хотел