– Сегодня в шестнадцать ноль-ноль на "Пушке" около памятника, – сказал Бэл.

– Сегодня не могу.

– Почему? – удивленно произнес Бэл, словно я с утра до вечера томился от скуки в гостинице и не знал, чем себя занять. Некоторое время я думал, что бы ему ответить – не мог же я сказать, что сегодня после обеда мы с Мэд вылетаем в Брянск.

– Сегодня я занят, – ответил я, так ничего не придумав. Это был лучший ответ, потому как Бэл прекрасно чувствовал ложь.

– Странно, – протянул он. – А когда она вылетает в Штутгарт?

– Думаю, что послезавтра.

– Думаешь? Разве ты не знаешь об этом наверняка?

– Нет, не знаю, мне неудобно об этом спрашивать… Тебе, по-моему, это проще выяснить, чем мне.

– Она купила билет с открытой датой вылета, – ответил Бэл. – Я потому тебя и спрашиваю, что она может появиться в Шереметьево в любой момент.

– Даю гарантию, что до завтрашнего полудня не появится, – заверил я.

– Ну, хорошо! – Голос Бэла помягчел. – Значит, завтра. Завтра в шестнадцать – устроит?

– Устроит, – ответил я и опустил трубку.

Мэд принесла мне какой-то клоунский костюм серебристого цвета с синей и красной полосами, отчего сильно смахивал на государственный флаг. Я тут же сделал ей замечание, что у нее плохой вкус, но костюм надел – не ходить же перед ней в одних трусах. Кроссовки были в самый раз.

– Сейчас едем на Тверскую, – сказал я, глядя на часы, – надо прикупить деловой костюмчик и хороший кейс с секретными замками. Потом обедаем в "Савойе". А в половине пятого у нас самолет на Брянск.

– Куда самолет? – не поняла Мэд.

– На Брянск, девочка. Есть такой город на западе России, город партизанской славы.

– А зачем нам в Брянск? – без особого любопытства спросила Мэд, порозовевашая от вырисовывающейся в ближайшей перспективе красивой жизни.

– Я хочу купить имение.

Слово "имение" я перевел как "Familiepark" – семейный парк, но Мэд поняла меня правильно.

– Что?! – воскликнула она, и ее глаза вспыхнули охотничьим азартом. – Ты хочешь купить виллу? Но разве…

– Да, – кивнул я, догадавшись, о чем она хотела спросить. – В России теперь можно купить все.

– Но почему… Брянск? – Ее голос становился все тише, словно пультом дистанционного управления у нее понижали громкость.

– Мои предки, – вдохновенно лгал я, – до революции были крупными землевладельцами. Прадед имел триста двадцать пять гектаров земли. Потом все, естественно, отобрали. Сейчас появилась возможность часть нашей родословной земли выкупить.

– И сколько это… будет стоить?

– Если помимо земли считать четырехэтажный замок, бассейн, поле для гольфа и зимний сад, которые я намерен там построить, то все выльется почти в миллион долларов.

Мэд уже едва стояла на ногах. Господи, а как легко, оказывается, дурить людей! – подумал я мимоходом. Создается впечатление, что гены лоха сидят в каждом, и буквально ищут благоприятный повод, чтобы раскрыть всю лоховскую сущность человека.

Не оттягивая наступление приятных событий, мы вскоре вышли из гостиницы и окунулись в отвратительную московскую весну, у которой начисто отсутствуют все краски, помимо серого, и оттого каждый человек чувствует себя дальтоником. С покупкой костюма проблем не было. Мне приглянулась шерстяная "двойка" с черными брюками и травяныи пиджаком. Почти невесомые изящные туфли, которые мне предлложили в том же магазине, после многомесячной привычки к массивным, с толстой подошвой вибрамам, показались совершенно несерьезными, и я выбрал крепкие, с глубоким протектором ботинки "Кэмел". Они хоть и слабо подходили к костюму, но зато в них я чувствовал себя столь же уверенно, как и на ледовых склонах Большого Когутая.

А вот с обедом в "Савойе" приключился конфуз. Оказывается, чтобы отведать блюда в этом экзотическом ресторане, следовало побеспокоиться заранее и заблаговременно заказать столик. Я расстроился. Мне казалось, что имея четверть миллиона долларов в "дипломате", можно желать и немедленно получать любые удовольствия жизни. Мэд с трогательной заботливостью утешала меня. Она не понимала, что именно вывело меня из себя. Какая, в самом деле, досада – не смог прокутить пару-тройку тысяч баксов в отместку Лариске за ее измену!

Мы вернулись в "Космос", где отобедали в нашем гостиничном ресторане. В меру уютный зал, где полу и потолку не дают сомкнуться граненые колонны, обшитые красным деревом и зеркалами, и круглые столы, заставленные никелированными приборами, как инструментами в операционной, напоминают листья лилий на болоте. Мы уминали не слишком вкусные деликатесы, поглядывая на себя в зеркальный потолок, и я думал о том, что быть богатым и заниматься лишь тратой денег – прескучное занятие.

Через два часа мы вылетели в Брянск.

55

Если Лариска не отвезла письмо в Красный Рог, или вручила его не тому, кому нужно, если эта похотливая курица снова меня предала, то терпение мое лопнет, как дирижабль Умберто Нобиле над Северным полюсом, и я порву с ней раз и навсегда. Неужели я так жестоко ошибся в ней? – думал я, когда мы мчались в частном «мерседесе» по трассе Брянск-Почеп.

Мэд была задумчива и на протяжении всего пути рассеянным взглядом скользила по убогим халупам наполовину умерших деревень. Незадолго до того, как мы должны были проехать указатель "МУЗЕЙ-УСАДЬБА А. ТОЛСТОГО" и свернуть направо, я взял ее холодные ладони в свои и поднес к губам. Сверхотзывчивая на любое проявление нежности, Мэд тотчас повернулась ко мне, крепко обняла и надолго присосалась к моим губам. Я терпел ее до того момента, пока мы не миновали все щиты, вывески, рекламные плакаты, упоминающие имя великого родителя Козьмы Пруткова.

Машина съехала на грунтовку и медленно покатилась по сумрачной аллее, стрелой пересекающей замечательный природный парк.

– Здесь прекрасно! – оживилась Мэд. – У меня было несколько другое представление… Белка!! Смотри, белка!!

Из-за деревеьев показались детали деревянного особняка. Я попросил водителя подъехать вплотную к парадному входу, хотя въезд на территорию музея прграждал "кирпич". Водитель заворчал, но просьбу выполнил – я щедро заплатил ему за все услуги.

Едва скрипнули тормоза, и "мерседес" остановился у крыльца, у меня отлегло от сердца. Моя милая тетушка, одетая в строгий черный костюм, и пьянчуга садовник, помытый и принаряженный по случаю, навытяжку стояли на верхней ступеньке крыльца с совершенно невозмутимым и гордым видом.

Я вышел из машины, помог выйти Мэд и первым направился к тетушке.

– Добрый вечер, госпожа Стешкова! – приветствовал я ее, пожимая ледяную ладонь женщины. Повернулся вполоборота к Мэд, представляя ее: – Фрау Гартен.

Мэд сделал реверанс. На ее лице застыла напряженная улыбка.

– Очень приятно, – произнесла тетушка, слегка склонив голову и глазами указала на садовника: – Господин Тимофеев, ответственный адвокат и юристконсульт