"Юристконсульт", вытянув руки вдоль тела, энергично закивал головой, словно стряхивал с лысины опустившийся на нее прошлогодний лист бука.

– Проходите, – несколько скованно произнесла тетушка, искоса поглядывая на Мэд.

– Вы вовремя получили мою телеграмму? – спросил я, пропуская впереди себя Мэд, что хотя и не соответствовало деловому этикету, зато не позволяло немке расмотреть глубокоинтеллектувльную физиономию "юристконсульта".

– Да-а, – растягивая гласные, ответила тетушка. – Все документы подготовлены. Договор о купле-продаже мы можем подписать с вами буквально через несколько минут.

Мы вошли в центральную залу – кабинет писателя. Тетушка зажгла свет, и под потолком вспыхнула изумительная люстра, состоящая из сотен хрустальных кристаллов. Глаза Мэд повлажнели и широко раскрылись при виде старинных картин, изображающих портреты генералов, вельмож и богатых дам, антикварной мебели из красного дерева, бархатных диванов и кресел, обшитых по канту позолоченной тесьмой, мраморных статуй античных богов.

Я глубоко вздохнул, придавая своему лицу выражение усталой озабоченности предстоящими ремонтными работами и вывозом мусора.

– Здесь я сделаю комнаты для прислуг, – шепнул я Мэд.

Эта фраза, кажется, совсем добила ее. Раскрыв рот, Мэд надолго застряла у полотна какого-то старинного фламандского художника, разглядывая покрытое сетью трещинок лицо великосветской дамы в длинном бархатном платье цвета крови.

– Прошу садиться, – сказала тетушка и незаметно махнула рукой "юристконсульту", выгоняя его прочь из дома. Все верно, он свое уже отработал, бутылка, считай, уже у него в кармане.

На большой круглый стол, покрытый зеленым бархатом, легли два листка бумаги. Мы с тетушкой сели друг против друга. Место Мэд осталось свободным – она продолжала стоять у картин. Я подмигнул тетушке, быстро взял ее руку и поцеловал. Она, безмолвно укоряя меня, покачала головой.

– Читайте внимательно, – сказала она, подвигая ко мне ближе отпечатанный на принтере текст "липового" договора. – С чем не согласны – помечайте ручкой.

Я, не читая буквы, склонился над листком, время от времени кидая быстрые взгляды на Мэд. Собственно, этот "договор", как и сама поездка сюда, был предназначен ей, но Мэд находилась под впечатлением графской роскоши, и не обращала на нас внимания.

Я кашлянул и громко сказал:

– Вот здесь сказано: "Земельный участок со всей недвижимостью, находящейся в пределах его границ, передается в пожизненное владение Ворохтину Станиславу Михайловичу…" и так далее.

– Правильно. А что вас смутило? – спросила тетушка.

Ага! Мэд уже повернулась вполоборота к нам и внимательно прислушивалась к русской речи. Мы говорили достаточно медленно и отчетливо, так что она должна без особых затруднений понять смысл разговора.

– В пожизненное, – продолжал я. – А где сказано о праве унаследования имения моей женой и детьми?

– Это, безусловно, мы учли. О передаче имения в наследство подробно оговорено в пункте "Три-вэ".

– Ах, да, вижу! – кивнул я и снова углубился в "чтение".

Узорчатый паркет тихо скрипел под ногами Мэд. Девушка прошла к письменному столу и склонилась над чернильным прибором. Черт возьми! На ее лице появилось странное выражение, будто она начала подозревать во всем этом спектакле грандиозное надувательство.

– Как ты думаешь, Илона! – обратился я к девушке по-немецки. – Уместен ли здесь этот пункт? "Жена владельца имения также является равноправной владелицей, имеющей право на равную долю собственности." Не слишком ли путанно?

– Простите, а в чем проблема? – не поняла тетушка.

Я повторил вопрос по-русски. Мэд пожала плечами и не совсем уверенно произнесла:

– Мне кажется, что никакой путанницы нет. Все вполне ясно.

– По-моему, этот пункт составлен достаточно грамотно, – ответила тетушка.

– Но у меня еще нет жены!

– Женаты вы или нет на момент подписания договора – не играет принципиального значения, – пояснила тетушка. – Коль речь идет о родовом поместье, иным словом – имении, то пункты, касающиеся прав членов семьи, в договоре обязательны.

– Обязательны, так обязательны, – согласился я и, выпрямившись, откинулся на спинку антикварного стула. – У меня нет никаких принципиальных замечаний, Татьяна Николаевна. Будем подписывать. Вот предоплата.

С этими словами я поднял с пола кейс, положил его на стол и щелкнул замками.

Для тетушки это была полная неожиданность. Когда я писал ей письмо, то не мог даже предположить, что привезу с собой и использую для пущей убедительности такую огромную сумму настоящих долларов. Глаза моей несчастной родственницы округлились, словно она вдруг захворала щитовидкой. Не в силах оторвать взгляда от плотно сложенных пачек долларов, тетушка надолго потеряла дар речи. Вряд ли стоило ждать от нее талантливого экспромта, и, дабы вывести женщину из шокового состояния и спасти положение, я сказал:

– Сейчас я составлю расписку… Э-э-э, будьте добры, лист бумаги!

Тетушка засуетилась, кинулась было к письменному столу, но испугналась стоящей там Мэд, вышла в графскую спальню и вынесла оттуда толстую канцелярскую тетрадь. Я раскрыл ее посредине и мелким почерком, чтобы Мэд не смогла прочесть издалека, написал:

«ДОЛЛАРЫ НАСТОЯЩИЕ!!! ПРОЯВИТЕ БДИТЕЛЬНОСТЬ И МУЖЕСТВО, СПРЯЧЬТЕ КЕЙС В СЕЙФ, НИКОМУ НИ О ЧЕМ НЕ ГОВОРИТЕ. В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ ПРИЕДУ Я ЛИБО МОЙ КУРЬЕР, ОТДАДИТЕ ЕМУ 200 000, ОСТАЛЬНОЕ ОСТАВЬТЕ СЕБЕ – НА КВАРТИРУ. И НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ ТАК, РАДИ БОГА!»

– Вот, пожалуйста, прочтите и распишитесь, – сказал я, протягивая тетушке лист.

Она читала долго, хмурила брови, переводила взгляд от последней строчки к первой, поднимала на меня вопросительный взгляд. К моему великому удовольствию тетушка все же взяла себя в руки и снова вошла в роль.

– Я должна пересчитать, – сказала она.

– Безусловно… Илона, будь добра, пересчитай сначала ты деньги, а затем проследи за пересчетом госпожи Стешковой. А я пройдусь по родной земле, подышу воздухом.

Я кинул Мэд последнюю и самую сильную прикормку. Пусть она пощупает "живые" доллары, пусть развеет последние сомнения, если, конечно, они у нее были.

Из сумки, лежащей на заднем сидении "мерседеса", я достал бутылку шампанского и стопку пластиковых стаканчиков. Можно было бы, конечно, подтолкнуть тетушку к должностному преступлению и распить шампанское из фамильных серебряных кубков графа, но случай не настолько торжественный и возвышенный. Случай, можно сказать, приземленный, глубоко порочный, насквозь лживый.

– Иностарнка? – спросил водитель, имея ввиду Мэд.

– Да, немка, – ответил я, скручивая стальной узелок на пластиковой пробке.

– И что она в этом музее интересного нашла? Я был тут как-то раз – скукота смертная!

– Она филолог, – ответил я. – Изучает историю русской сатирической литературы. Пишет диссертацию.

Водитель усмехнулся, покачал головой.

– Вот что значит – богатая страна. Какой-то ерундой занимается, а денег на личном счету, наверное, выше крыши.

– Нет у нее никаких денег, – сказал я. – Бедная авантюристка. Все скудные и случайные заработки уходят на выплату налога на недвижимость.

– Это что ж за недвижимость, если на нее все заработки уходят?

– Родовой