– У меня другой вопрос. – Каладин подъехал к нему вплотную. – Я спросил тебя о дневной смене, но что случилось после того, как я ушел? Кто-то, кроме короля, выходил на балкон?

– Только стражники, командир.

– Скажи, кто именно. Может, они что-то видели.

Натам пожал плечами:

– Я большей частью следил за дверью. Король некоторое время оставался в гостиной. Наверное, Моаш выходил.

– Моаш, – повторил Каладин, нахмурившись. – Разве его дежурство не должно было скоро закончиться?

– Ага, – подтвердил Натам. – Он чуток задержатся; сказал, хочет убедиться, что с королем все в порядке. Пока ждал, вышел постеречь на балкон. Ты же обычно требуешь, чтобы один из нас находится там.

– Спасибо, я с ним поговорю.

Каладин застал Моаша внимающим Дженет. Моаш, похоже, быстро учился верховой езде – он вообще быстро учился. А еще был лучшим учеником среди мостовиков, когда те начали познавать искусство боя.

Каладин пару минут следил за ним, хмурясь. Потом его вдруг осенило. «Что это ты вообразил? Что Моаш как-то причастен к покушению на убийство? Не глупи».

Это попросту нелепо. Кроме того, у него ведь нет осколочного клинка.

Каладин развернул свою кобылу, и в этот момент увидел, с кем повстречался Далинар. Это был светлорд Амарам. Оба находились слишком далеко, чтобы их можно было услышать, но он видел веселое лицо Далинара. Амарам махнул Адолину и Ренарину, и принцы подъехали, широко улыбаясь.

Кэла захлестнул гнев – внезапный, страстный, почти удушающе сильный, – даже кулаки невольно сжались. Воздух со свистом вырвался сквозь стиснутые зубы. Это его удивило. Он-то думал, что достаточно глубоко схоронил свою ненависть.

Юноша демонстративно направил лошадь в другую сторону, и возможность отправиться в дозор вместе с новобранцами показалась вдруг весьма привлекательной идеей.

Ему точно не помешает на время покинуть военные лагеря.

Адолин обрушился на паршенди и, забыв про оружие, ударил плечом ближайшего врага. Тот охнул, его песня прервалась, и Адолин крутанулся вокруг своей оси, взмахнув осколочным клинком. Меч слегка замедлялся, проходя сквозь плоть.

Юноша закончил маневр, не обращая внимание на мерцающий буресвет, вытекавший из трещины на плече. Вокруг него падали трупы с выжженными глазницами. Тяжелое дыхание делало воздух внутри шлема горячим и влажным.

«Там», – подумал он, поднимая клинок и бросаясь в атаку.

За ним последовали его люди – наконец-то не мостовики, но настоящие солдаты. Мостовиков он оставил на плато сосредоточения. Принц не желал видеть вокруг себя тех, кто не хотел сражаться с паршенди.

Адолин и его солдаты пробились сквозь паршенди и соединились с отчаянно сражавшимся отрядом людей в зеленой форме с золотыми вставками, который возглавлял осколочник в доспехе тех же цветов. Он сражался большим молотом – собственного клинка у него не было.

Адолин пробился к нему.

– Джакамав? – окликнул он. – Ты в порядке?

– В порядке? – раздался из-под шлема приглушенный голос Джакамава. Потом он поднял забрало и продемонстрировал широкую улыбку. – Лучше не бывает!

Он рассмеялся. Бледно-зеленые глаза пылали от боевого Азарта. Принцу это чувство было хорошо знакомо.

– Тебя почти окружили! – воскликнул Адолин, поворачиваясь навстречу группе паршенди, что мчались на него парами. Юноша испытал уважение к ним за то, что бросились в атаку на осколочника, а не сбежали. Это, как правило, означало смерть, но в случае победы можно было повернуть ход сражения.

Джакамав рассмеялся едва ли не так же довольно, как когда наслаждался чьим-то пением в винной лавке, и этот смех был заразительным. Адолин, атакуя паршенди, сам ухмылялся и косил их удар за ударом. Он никогда не наслаждался обычными боями как хорошими дуэлями, но в тот момент, несмотря на всю грубую приземленность сражения, ощутил и вызов, и восторг.

Спустя несколько минут, когда мертвецы лежали у ног Адолина, он завертелся в поисках новых противников. Плато имело очень странную форму: до того как равнины были расколоты, оно было высоким холмом, но теперь половина его очутилась на противоположном плато. Юноша не представлял, что за сила могла рассечь гору пополам, до основания.

Впрочем, холм и сам был необычной формы, так что, возможно, это как-то повлияло на разлом. Он походил скорее на приземистую пирамиду всего из трех уровней. Широкое основание, на нем – второе плато, примерно сотню футов в поперечнике, а поверх этих двух – третье, заостренное и поменьше размером, помещенное точно посередине. Почти как торт из трех слоев, который разрезали большим ножом строго по центру.

Адолин и Джакамав сражались на втором ярусе поля боя. Строго говоря, принца в этой вылазке не должно было быть. Очередь его войска еще не наступила. Однако пришло время воплотить следующую часть плана Далинара. Принц прибыл лишь с небольшим ударным отрядом, но зато вовремя. Джакамава окружили здесь, на втором ярусе, и регулярная армия не сумела к нему пробиться.

Теперь паршенди были отброшены назад, к краям яруса. Они по-прежнему полностью удерживали верхнюю площадку; именно там и находилась куколка. Из-за этого их позиция была плоха. Да, враг занял высоту, но ему приходилось удерживать склоны между ярусами, чтобы обеспечить себе путь к отступлению. Паршенди явно надеялись добыть светсердце до того, как прибудут люди.

Адолин столкнул солдата-паршенди с края, – пролетев футов тридцать, тот упал на сражавшихся на нижней площадке, – потом посмотрел направо. Там был склон, ведущий вверх, но паршенди оберегали все подходы. Он был весьма не прочь забраться на вершину…

Юноша посмотрел на отвесный склон утеса между его ярусом и тем, что был выше.

– Джакамав! – Он указывал куда-то вверх.

Джакамав проследил за жестом Адолина. Потом на миг прервал сражение и заорал:

– Это безумие!

– Точно, – согласился Адолин, беря разбег.

– Тогда вперед, начнем!

Джакамав вручил свой молот принцу, а тот вложил его в чехол на спине друга. Потом они вдвоем побежали к отвесной скале и начали карабкаться.

Пальцы Адолина, закованные в броню, скрежетали по камню, когда он подтягивал себя. Солдаты внизу подбадривали их возгласами. Зацепок на скалах было предостаточно, хотя без осколочного доспеха, который облегчал подъем и защитил бы в случае падения, Адолин ни за что бы на это не решился.