После осмотра, памятуя о рвоте и о том, что накануне вечером Ленин ел рыбу, которая вполне могла оказаться несвежей, они решили, что в основе приступа лежит «все-таки желудочно-кишечное расстройство (гастроэнтерит), который на почве переутомления и нервного состояния вызвал временное, преходящее расстройство мозгового кровообращения»1.

Гетье прописал английскую соль, полный покой и заверил, что все скоро пройдет. А Мария Ильинична вновь уехала в Москву собираться в Шартан. «Настроение было хорошее, — пишет она. — Казалось: проведет Владимир Ильич месяца два… на полном отдыхе и вернется к работе здоровый и отдохнувший. Нашим надеждам, однако, не удалось сбыться».

Вечером 27-го позвонил П.П. Пакалн, а когда она приехала в Горки, выяснилось, что с желудком у Владимира Ильича все в порядке, но головная боль, расстройство речи, слабость в правых конечностях лишь усугубились. Тогда же Петр Петрович впервые рассказал Марии Ильиничне о двух обмороках бывших у Ленина зимой715 716.

Утром 28 мая Гетье привозит известного невропатолога профессора Василия Васильевича Крамера, который впервые приходит к выводу, что «у Ленина мозговое заболевание, характер которого, — как он сказал Троцкому, — был ему не совсем ясен».

А 29 мая проводится консилиум профессоров В.В. Крамера, Г.И. Россолимо, ФА. Гетье и НА Семашко. В этот же день в Горки приезжает врач-невропатолог Алексей Михайлович Кожевников, который будет пользовать Ленина последующие дни и месяцы и благодаря которому мы располагаем фактически ежедневными сведениями о состоянии здоровья Владимира Ильича717.

Для опытнейших медиков в симптомах болезни было слишком много противоречивого. Они не укладывались в обычную картину атеросклероза. Парезы правой руки и ноги повторялись, но быстро исчезали. Головные боли также носили периодический характер. Но самое поразительное — даже во время приступов полностью сохранялся профессиональный интеллект. И так же, как и Крамер, профессор Гетье «откровенно признавался, что не понимает болезни Владимира Ильича»718.

Перебирали самые различные варианты. И одно из предположений, составлявших врачебную тайну, сводилось к возможности сифилитического поражения головного мозга. Авторитетнейший современный исследователь академик Юрий Михайлович Лопухин пишет: «Для врачей России, воспитанных на традициях Боткина, который говорил, что “в каждом из нас есть немного татарина и сифилиса” и что в сложных и непонятных случаях болезней следует непременно исключить специфическую (т. е. сифилитическую) этиологию заболевания, такая версия была вполне естественной. Тем более что в России сифилис в конце прошлого — начале текущего века в разных формах, включая наследственную и бытовую, был широко распространен.

Это предположение было мало и даже ничтожно маловероятным… Однако консилиум врачей решил тщательно проверить и эту версию. Профессор Григорий Иванович Россо-лимо в разговоре с сестрой Ленина Анной Ильиничной Ульяновой 30 мая 1922 года сказал: “…Положение крайне серьезно, и надежда на выздоровление явилась бы лишь в том случае, если в основе мозгового процесса оказались бы сифилитические изменения сосудов”»1.

Уже 29 мая Кожевников и медсестра Мария Петрашева взяли у Ленина кровь из вены и спинномозговую жидкость из позвоночного канала для исследования на реакцию Вассермана. «Владимир Ильич очень терпелив был, — пишет Мария Макаровна. — Во время пункции он только крякнул. Не охал, не стонал — не в его характере это было»719 720.

Все анализы дали отрицательный результат. 30 мая профессор-офтальмолог Михаил Иосифович Авербах изучил глазное дно и сетчатку глаз. Но и здесь не было «изменений сосудов или патологических образований, которые указывали бы на атеросклероз, сифилис или другую причину болезни мозга»721. Контрольные проверки многократно проводились и позднее, но и они лишь подтверждали тот же отрицательный результат.

В «лихие 90-е» и в последующие годы вопрос о диагнозе болезни Владимира Ильича стал излюбленным сюжетом для наших СМИ. То, что для врачей в 1922 году было одним из предположений, ими же отвергнутым, стало для прессы и телевидения главной интересующей их версией. И это несмотря на то, что результаты всех анализов не только опубликованы, но и по сей день лежат в архивах. Значит, речь идет о заведомой лжи…

Стыдно! Пусть эта лениноедская «чернуха» останется «знаком беды» и времени и полнейшего профессионального, интеллектуального убожества и бесстыдства нашей «исторической журналистики».

Можно лишь добавить, что новейшее исследование американских неврологов из Калифорнийского университета в Сакраменто дали им основания утверждать, что причиной болезни Ленина стала мутация гена NT5E, переданная ему по отцовской линии. В результате этого наследственного заболевания сосуды головного мозга накапливают известь и постепенно начинают окаменевать. Именно этот процесс и констатировал в 1924 году Николай Семашко1.

Многие из тех, кто наблюдал Ленина в последние годы его жизни, писали о том, что эта история болезни — сюжет для высокой трагедии. Предчувствия близкого конца у него были. Он вспомнил, как еще в сибирской ссылке один из крестьян, с которым он хаживал на охоту, как-то сказал ему: «“А ты, Ильич, помрешь от кондрашки”, — и на мой вопрос, — рассказывал Ленин, — почему он так думает, тот ответил: “Да шея у тебя уж больно короткая”».

При этом рассказе, пишет Кожевников, — «хотя Владимир Ильич смеялся и придал ему характер шутки, стало неимоверно грустно, так как по интонации Владимира Ильича чувствовалось, что и сам он придерживается мнения этого крестьянина»722 723. Отец Ленина — Илья Николаевич скончался 12 января 1886 года на 55 году от кровоизлияния в мозг, а генетически Владимир Ильич был гораздо ближе к нему, нежели к матери.