– Конечно, Димочка! – клялась счастливая Маринка. – Ты у меня один. Все мои будущие стихи – только твои.

Вот в таком замечательном настроении шла она солнечным декабрьским утром в школу. Шла не спеша, времени до звонка было предостаточно. Совершенно весенняя погода так подействовала на нее, что в голове сами собой стали рождаться строчки:

Декабрь, а почки зеленые,

Трава молодая растет,

По Пушкинской бродят влюбленные,

Растаял на солнышке лед.

Она остановилась, достала тетрадь по алгебре и записала их на последней странице. Сама собой пришла следующая строфа:

Декабрь. Сквозь тучи виднеется

Далекая голубизна.

Декабрь. А сердце надеется,

Что, может быть, это – весна.

«Совсем неплохо, – решила Маринка. – Надо позвонить тому редактору – может, напечатает в своей газете. Но сначала Диме покажу».

На фестивале она познакомилась с редактором «Домашней газеты», предложившим ей постоянное сотрудничество. Правда, Дима охладил ее радость, напомнив, что без его согласия она не должна никому отдавать свои стихи, чтобы их не перехватили другие композиторы.

А Дима в этот день в школу вообще не пошел. Его пригласили на телевидение, и мама-завуч без слов разрешила ему пропустить уроки. Раз такое событие!

На телевидении было здорово. Он спел им свои лучшие песни. Все – на Маринкины слова. Его долго расспрашивали о нем самом и об авторе стихов, потом снимали. Сказали, когда покажут по телевизору. А под конец попросили передать автору стихов, что жаждут с ней встречи в три часа дня.

Дима покинул телестудию в начале второго. Уроки у Маринки заканчивались четверть третьего, а в студию ей надо было к трем, поэтому он решил заскочить к ней в школу и уговорить отпроситься с последнего часа, чтоб она успела сбегать домой поесть и привести себя в порядок, – ведь ее тоже будут снимать.

Когда он примчался в ее школу, там только что закончилась перемена. Он влетел в класс. Ребята рассаживались по местам, а учителя еще не было. Рыская глазами по рядам в поисках Маринки, Дима вдруг зацепился взглядом за девушку, сидевшую у окна. Девушка задумчиво глядела на небо. Вот она перевела взгляд на Диму – и два осколка синевы переместились с неба в класс.

Дима поразился разом наступившей тишине. Как будто он очутился под невидимым куполом, в центре которого находилась девушка с небесными глазами. Звуки почти не проникали внутрь купола. Откуда-то издалека до него донеслось слово «готов!» и чей-то смех. А он все стоял и смотрел, ожидая, когда она снова поднимет на него взгляд. Вдруг ее заслонила какая-то фигура и стала размахивать руками. Он с досадой отмахнулся от нее – и тут до него дошел конец фразы «…киньте класс, урок уже начался!»

Он пулей вылетел из класса и заметался по коридорам, еще не до конца понимая, чего, собственно, хочет. Там на него налетел пацан лет двенадцати – вероятно, выгнанный или сбежавший с урока.

– Отрок, встань передо мной, как лист перед травой! – скомандовал Дима, и тот замер. Помахав перед его носом денежкой, Дима строго спросил:

– Зришь, что это?

– Десять рублей, – зачарованно ответил отрок.

– Хочешь?

– Еще бы! А что надо?

– Девушка с синими глазами из одиннадцатого «А». Быстро отвечай: кто она, как ее зовут, где живет, с кем дружит, – в общем, все, что знаешь. И бабки твои.

– Зовут Лена, фамилия Джанелия-Туржанская. Дружит с Маринкой Башкатовой и живет с ней в одном доме. Но ты можешь губы на нее не раскатывать. Там рядом сидит Гена – человек Лены. Он таких – заинтересованных – к ней на пушечный выстрел не подпускает. Сразу отстреливает. И тебе не обломится – не надейся.

– А вот это не твоего ума дело! Получай заработанное и много не болтай. Если узнаешь ее телефон, получишь еще столько же.

– Да запросто! Приходи к концу урока. Я у врачихи посмотрю в журнале. Набрешу чего-нибудь.

Голова Димы лихорадочно заработала: – Туржанская! Туржанская! Где он слышал эту фамилию?

– Не знаешь случайно, кто ее родители? – спросил он напоследок.

– Знаю. Она наш класс опекает. Типа вожатой. Отца у нее нет, а мать профессор в Политехе. Ленка жутко умная, все годы круглая отличница. Но добрая – всем помогает. В школе нет парня, который бы в нее не влюблялся. Только это бесполезно. И тебе не советую.

– А совета у тебя никто не спрашивает. Значит, через сорок минут во дворе. И никому ни слова!

Вот откуда мне знакома эта фамилия, – понял Дима. – Кафедра информатики и кафедра математики соседи, на одном этаже в политехе. Ее мать там преподает. Н у, конечно, она профессор кафедры математики – он даже видел ее. Невысокая, худенькая, светлые волосы. Но дочь совсем непохожа. Джанелия – что-то грузинское. Наверно, фамилия отца.

Живет в одном доме с Мариной. Подруги! Никогда Марина не говорила, что у нее есть такая подруга. И этот тип рядом с ней. Ага, значит, это с ней, Леной, он тогда целовался в парке. Ну и что? Он, Дима, тоже целовался. И с Мариной, и с другими девушками. Как они все теперь от него далеки! Их всех заслонила она – девушка с синими глазами. Она врезалась в его сердце сразу и навечно. Она поразила его, как молния поражает путника.

Звездой Созвездия Гонцов

Горит во мне твое лицо.

Как точно Марина отразила это в их песне! Именно то, что он чувствует сейчас. Ее лицо горит в его душе, и этот огонь негасим. Нет такой силы, которая бы его погасила.

Да, теперь ему все понятно. Марина боялась знакомить его с Леной. Правильно боялась.

Но от судьбы не уйдешь.

Он совершенно забыл, зачем приходил в эту школу. То есть как зачем? Чтобы увидеть ее – Лену. Чтобы встретить, наконец, свою судьбу, заглянуть ей в глаза.

Получив через сорок минут из рук пацана бумажку с номером телефона, он услышал звонок с урока и, зайдя за угол школьного здания, стал ждать. Он видел, как вышла из школы Марина. Поникшая, она пересекла школьный двор и скрылась за воротами. Он от души пожалел ее. Да, он виноват перед ней, страшно виноват.

Но он – не виноват. Он же не знал, что на свете есть девушка по имени Лена. И так близко! Ему бы встретить ее раньше Марины – и все встало бы на свои места. С Мариной они были бы добрыми друзьями. Она писала бы свои стихи, а он сочинял к ним музыку. И пел бы Лене эти песни.

Вдруг все мысли разом вылетели у него из головы – он увидел ее. И снова поразился наступившей в его душе тишине. Она неспешно шла по школьному двору, излучая видимое только ему сияние. Старый клен тянул к ней свои ветки, и воробьи прыгали по ним, стремясь оказаться к ней поближе. И дворовый асфальт стелился под ее ногами, счастливый, что она ступает по нему.

Потом он увидел Гену – человека Лены – и задрожал от радости: они шли порознь, хотя и направлялись в один дом. Значит, между ними ничего нет, пацан ошибся.