Не удержал мешочек с травами, уронил — сушенные соцветия и стебли рассыпались по полу. Глядя на них, неожиданно признался:

— Я не хочу знать, что ты ему ответила.

— Как пожелаешь. — Пожала плечами и скрестила руки на груди. — Уходим на рассвете?

— Нет. — Покачал головой, облегченно выдыхая и присаживаясь на корточки. Показалось или едва не упал? — Выспись перед дорогой.

Стал собирать травы, но в итоге покрутил соцветие бессмертника в руке и бросил на пол. Поднялся и сократил между нами расстояние. Навис надо мной, глядя виновато. Я всматривалась в его глаза и не могла ответить себе на волнующий вопрос: зачем мне жизнь без него, если она будет пустой?

— Аня, — прохрипел. Склонил голову к груди и попросил: — обмани меня.

— Что? — изумилась, обомлела на мгновение. Чуть оттолкнулась от дверного косяка, выпрямляясь.

Он облизал губы, взял мои руки в свои и, разглядывая пальцы, повторил тише:

— Обмани. Ненадолго. Сколько сможешь. Я… — Выдохнул медленно.

— Сколько?

— Сколько сможешь.

— А сколько бы ты хотел? — Глупый вопрос вдруг обрел первостепенную значимость.

Кейел горько рассмеялся кривясь, будто тоже сдерживал слезы. И соврал, наверняка соврал.

— Ночи достаточно. Я хочу быть обманутым тобой этой ночью.

Явно хотел добавить оправданий странной просьбе, но я не позволила. Обхватила ладонями его лицо, привстала на носочки и коснулась губами его губ. Он отвечал несмело, словно все еще боялся отказа. Обняв за шею, поцеловала в рыхлую от шрамов щеку и, не отрывая губ от обезображенной кожи, шепнула:

— Кейел, я люблю тебя. — И стало легче.

Его грудь заметно заходила. Наши губы снова сблизились, но не столкнулись сразу. Лишь коснулись мимолетно, позволили теплому дуновению осторожных вздохов скользнуть по сухой плоти. Желания требовали страсти, но внутренний голос шикал, просил потерпеть, не торопиться, растянуть наслаждение. Подарить его уставшему Вольному. Подарить ему себя в этой жизни, отдаться без остатка. У нас другой не будет…

Губы сомкнулись, языки осторожно встретились, веки потяжелели. Шершавая ладонь легла на мою талию, мозоли зацепились за шелковистую ткань. Второй рукой Кейел нащупал ленту на груди, потянул, развязывая шнуровку. Спуская лиф, целовал в щеку. Нагнулся ниже, и я подставила шею. Теплое дуновение — мурашки по коже. Он водил по ней кончиком носа, будто дышал мною. Прикладывался к быстро бьющейся жилке ртом и гладил языком, словно успокаивал ее. Я перебирала мягкие волосы на затылке, второй рукой гладила крепкое плечо, шею. С каждой секундой пьянела в руках Вольного. Платье скользнуло по бедрам, с шорохом упало в ноги. Кейел тронул грудь, накрыл ладонью — я шумно глотнула воздуха, закусила губу. Внезапно замерла оглушенная. Кейел опустился на колени, прильнул щекой к животу и застыл.

Секунда, две, три, четыре…

На тридцатой мое дыхание выровнялось, ошеломление отпустило.

…секунды или минуты? Сколько так стоим? Я гладила его по голове, понимая, что ни на каком языке не могу подобрать слов утешения. Дважды обманутый…

Очнулась от движения. Вздрогнула от поцелуя в живот, и еще одного… Стянула волосы Вольного, когда языком пощекотал пупок. Задышала чаще. Дрожь вернулась, пробила все тело, пробудила задремавшие желания. Касания губ проникали под кожу мелкими разрядами. Они сбегались к затылку, сбивали дыхание, заставляли ежиться. Сводили с ума.

Ладони, огрубевшие от оружия, чуть царапнули ягодицы. Опасаясь упасть, я вцепилась в дверной косяк над головой. Закрывая глаза и поддаваясь давлению сильных рук, выгнулась — рухнула в колыбель жара. И будто перышко спускалось по животу ниже, оставляя после себя мокрый след. Местами задерживалось, местами прижималось плотнее… Тронуло тонкую кожу у бедра — вырвало всхлип, ударило в голову, опрокинуло сердце…

Я обнажалась чувствами… Как долго? Время внезапно стало бесценным, необъятным, нужным.

Опираясь на плечи Кейела, я опустилась на колени рядом с ним. В который раз призналась ему в любви? Слова обесценились, появилась необходимость оголить душу. А он с тоской в глазах улыбался. Обманутый.

Запутавшись в платье, едва не упала. Вспомнила о празднике. Разве я виделась с Волтуаром? Будто размылась грань фантазий и реальности. Или они просто поменялись местами. Кейел за руку тянул меня в комнату, а я, глядя на серебристый ворох, прошептала:

— Мне не нравится это платье.

— Ладно. — Поцеловал в плечо, а затем прошел мимо. Подобрал платье, взглянул на камин, но нахмурился и направился к выходу.

Стукнул засов, и еще один… К ногам поластился сквозняк, и я обняла себя, покачнулась с пятки на носок. Кейел вернулся с пустыми руками, приблизившись овеял холодом.

— Куда выбросил? — с улыбкой спросила, обхватив его за шею.

— На дорогу. Ткань дорогая, тебе не нужно — пусть кто-нибудь подберет.

Я расхохоталась, будто одурманенная. Я оживаю рядом с ним.

Падала в темноту, но сразу тянулась к свету. В эти мгновения он замирал и, удерживая меня в объятиях, с трепетом смотрел на лицо. Пережидал — и снова бил нежностью по натянутым нервам. Медленные движения заставляли прислушиваться телом. Напрягаться. Во время нескольких секунд необходимого ему отдыха я стирала пот с его лба, убирала взмокшие пряди за уши, любовалась замутненными глазами. Губами старалась поймать неспокойное дыхание Вольного, и он путался, думал, что хочу поцеловать. Я уклонялась улыбаясь, а он усмехался, воспринимая происходящее за озорство.

Мы увязали в третьем мире, доступном каждому разумному существу. Позволили этому миру обрести оболочку, и обрели себя в нем. Ненастоящих в будущем, но живых в настоящем. Мир грез заманил счастьем, и мы упивались его сладостью, забывая, что для нас оно под запретом. Забывая обо всем вокруг.

* * *

За окном светало. Кейел, заложив руки под голову, лежал на кровати. Я сидела на нем и гладила кончиками пальцев шрамы на твердой груди. Один, второй…

— Будто хотели добраться до сердца, — предположила я.

— Хотели.

— А ты не отдал, — склонив голову к плечу, пошутила: — жадина.

Он улыбнулся и, всматриваясь в глаза, предложил:

— Тебе отдам. Заберешь? — И отвел взгляд. — Извини.

— Ночь еще не закончилась, — заметила я.

Он выгнул шею, стараясь извернуться, чтобы увидеть окно. Сумел и, снова расслабляясь, произнес с наигранной досадой:

— Почти рассвет.

Рассвет. Я уперлась ладонью в грудь Кейела и вспоминала, как многое связано у нас с восходом солнца. С пробуждением жизни, с теплом и светом…

Голоса прозвучали одновременно, хоть и немного вразнобой:

— Я люблю рассвет, — мой.