— Как же здорово, — Эри, набросив на плечи покрывало, сидела в кресле, и смотрела, как на небе загораются всё новые и новые звёзды. — Как здорово, что мы сюда приехали! А я еще сомневалась, думала, зря время потратим. Оказывается, не зря.

— Да, не зря, — откликнулся Саб. — Совсем даже не зря. Никогда не думал, что скажу такое, но… мне жаль, что это всё есть сейчас, а потом уйдёт. Скорее всего, насовсем.

— Как ты сказал? — вдруг поднял голову Пятый.

— Что? — не понял Саб.

— Повтори, что ты сказал только что, — попросил Пятый.

— Мне жаль, что это всё есть сейчас, а потом уйдёт. Насовсем, — процитировал сам себя Саб. — А что?

— Да так… ничего, — Пятый потер висок. — Словно что-то мелькнуло, и пропало. Ладно, проехали. Извини.

— Ну, ладно, — пожал плечами Саб. — Здесь действительно здорово. Я просто подумал, что мы уже не вернемся на эту реку ещё раз. И мне грустно от этого. Никогда со мной не было такого, правда. Честно. Я любил какие-то места, было дело, но я всегда расставался с ними без малейшего сожаления — а это место, и это время я бы хотел сохранить. Сам не знаю, почему.

Сейчас Саб был без личины — когда убедились, что вокруг никого нет, личину он снял, потому что, по правде говоря, это утомительно, месяц за месяцем таскать на себе чужой образ. Пятый вдруг подумал, что Сабу тут и впрямь тяжело, что он до какого-то момента действительно с трудом терпел эту их странную дачную жизнь, но сейчас он вдруг понял — нет, Саб и впрямь наслаждается моментом, и удовольствие от происходящего он испытывает едва ли не большее, чем от секса или хорошей еды. Или… это всё-таки удовольствие иного рода? Спросить — неудобно, в голову заглядывать — бестактно…

— Пожалуй, я любил свой дом на берегу, — продолжал Саб, — но иначе, совсем иначе. Это была в каком-то смысле моя крепость. А здесь — крепость мне не нужна. И даже страшные грабители оказались просто любопытными старичками и женщинами…

— Одну из которых я сбил с лестницы огурцом, — Пятый удрученно покачал головой. — До сих пор стыдно. Надо будет извиниться.

— Позже извинишься, — пожал плечами Саб. — Так вот. И ещё… мне тут интересно. Все эти документы, станция, которая болтается у нас над головами, приборы, тайны… с одной стороны это наивно, потому что насмотрелся я за свою жизнь таких тайн, что мало не покажется, но с другой стороны…

— Как в детской книжке, — вдруг сказал Лин. Эри кивнула. — Мы словно в детской или подростковой книжке оказались, у вас нет такого ощущения? Посерьезнее, конечно, но и не совсем так, как это бывало, и, подозреваю, будет. Словно всё немного понарошку. Или не понарошку, но словно специально сглажено, что ли… никак не пойму.

— Тебя портвейн не догнал, случайно? — ласково спросил Саб. — А то давай, иди спать ложись. Понарошку.

— Издевайся, издевайся, — Лин поморщился. — Ни в одном глазу.

— Смотрите, Луна появилась, — Эри подняла голову. — Растущая, верно?

— Верно, — кивнул Пятый. — Именно так и есть. Уже почти полная, но еще не выросла.

Над лесом, над рекой, над их стоянкой действительно всходила сейчас Луна, золотистый, источающий мягкий свет диск. Отсюда, с высокого берега, с вала, картина выглядела совершенно ирреальной, прозрачный лунный свет выхватывал из темноты абрисы, силуэты деревьев, серебрил водную гладь; песок в его свете выглядел почти белым.

— А пойдемте к реке, — вдруг произнесла Эри, сама немного удивившись, откуда у нее появилась эта мысль. — Мне почему-то кажется, что нам нужно спуститься к реке. Я никогда не купалась ночью, и…

— Это небезопасно, — покачал головой Саб. Но почему-то встал со своего складного стула первым. — Хотя… пойдемте.

— Это так просто — дойти до реки. И так сложно, — еле слышно произнес Пятый, удивившись — откуда у него вдруг взялись эти слова? На секунду ему показалось, что слова эти вовсе не его, что их когда-то, невероятно давно, сказал кто-то совсем другой, но почему-то именно в этот момент они появились в памяти, и он их повторил, почти не задумываясь о смысле сказанного[2].

— Давайте возьмем трансивер, — предложил Лин. — Купаться ночью — это прекрасно. А купаться ночью под музыку — это будет вообще волшебно, наверное.

* * *

Это оказалось не просто волшебно, это оказалось невероятно красиво, нереально, и удивительно спокойно. Трасивер Лин поставил на песок, музыку сделал совсем негромкой, и все пошли в воду — теплую, как в бассейне, спокойную прибрежную воду. Некоторое время просто молча плавали, а потом Эри вдруг встала на песчаное дно, и сказала:

— Ой. Я знаю эту песню!

— Запись, — тут же произнес Пятый. — Ага… подожди, я, кажется, ее тоже слышал. Только пела женщина. А тут мужчина.

Саб тоже прислушался. Тоже встал на дно — вода доходила ему до пояса — прислушался.

— Английский, — уверенно произнес он. — Так… угу… нет, ну слушайте, это уже слишком, таких совпадений не бывает.

— Бывают, — усмехнулся Лин. — Ещё и не такие бывают. Просто кто-то на радиостанции поставил песню из фильма. Романтическую. Может, в окно посмотрел, луну увидел, ну и вот…

— Помолчи, дай послушать, — попросил Саб. — Черт, кончилась. Пятый, повтори, я браслет в машине забыл.

…Old dream maker, you heartbreaker,

wherever you’re going I’m going your way…

— Как точно, — произнес Саб, когда песня закончилась. — Это неожиданно точно. Я не большой любитель музыки, но… меня это впечатлило[3].

— Известная вещь, она многих впечатлила, Сабище, — усмехнулась Эри. — Вот странно. Ит мне сто раз говорил, что в Сонме такие вещи часто бывают. Что на Терре-ноль Берта слышала в тюрьме Эдит Пиаф. Что там у них тоже был Ленин. Что история повторяется, что ученые одни и те же, философы, что различия есть, но они… маленькие совсем. Мы много про это говорили, я вроде бы понимаю, как это устроено, но всё равно — меня это поражает до глубины души. И… сейчас вот… такое ощущение, что кто-то нам сделал подарок. Эту реку, этот берег, эту луну, эту песню… Пятый, поставь еще раз. И вообще, идите все сюда, дайте вас обнять, что ли. Для полного счастья.