– Я тебя беру на всякий случай… – сказал он ему. – Меня губернатор, вероятно, примет в кабинете, а ты останешься в приемной. Смотри же: если тебя позовут и губернатор станет что-нибудь спрашивать о Рыбинском, отвечай откровенно и всю правду: говори все, что знаешь про него, ничего не скрывай… От этого зависит все твое счастье…

– Слушаю, батюшка… – робко отвечал Никеша, и при этом вспомнил назидание другого благодетеля, Кареева: «Что бы для тебя человек ни сделал, как бы ты ни был ему обязан, но коли он подлец, то так и говори про него, что он подлец… Ничего не скрывай: это обязанность честного человека…»

Со страхом и трепетом прошел Никеша мимо солдата у подъезда, мимо жандарма в антре и поднялся вслед за Паленовым по великолепной лестнице, остерегаясь ступить на разостланный посередине ее ковер. Еще с большим уважением и доверием смотрел он на Паленова, так спокойно и самоуверенно шедшего впереди его. В приемной комнате Паленов обратился к какому-то офицеру с серебряными шнурами на груди, которого Осташков готов был принять за самого губернатора, и просил доложить о себе генералу. Офицер тотчас же отправился исполнять требование Паленова, а он, сделав знак Осташкову, чтобы тот остался в этой комнате, пошел вслед за офицером, как человек, который знает, что его не заставят дожидаться.

«Нет, видно, надо Николая Андреича крепче держаться… Он, видно, сильный человек», – подумал Никеша, провожая его глазами.

Паленов действительно был тотчас же допущен к генералу.

Губернатор, человек средних лет, полный, коренастый, со строгим и несколько мрачным выражением глаз, с коротко остриженными волосами, с постоянно нахмуренным челом и щетинистыми черными усами на лице красно-кирпичного цвета, в сюртуке на распашку, но с эполетами, встретил Паленова приветливо, как знакомого, но, впрочем, с достоинством. Чрезвычайно красивым и совершенно воинственным жестом руки он указал ему кресло.

– Давно вас не видать… – сказал губернатор, опускаясь в кресло перед огромным письменным столом и потирая ладони рук, несколько приподнятых кверху. – Как поживаете?

– Понемножку, ваше превосходительство.

– Вы теперь из деревни?

– Да, я прямо из деревни, ваше превосходительство.

– Сентябрь месяц на дворе, а какая славная погода стоит… Каковы дороги?

– Дороги хороши, ваше превосходительство.

– А что, каковы нынче хлеба?… Хороши?

– Хлеба нынче хороши… нельзя жаловаться…

– В деревне летом рай, – заметил губернатор глубокомысленно. – Вы счастливы, господа помещики, что проводите это время в деревне, вдали от всех этих дрязг… пыли… А вот наше положение… – Генерал положил руку на кипу бумаг, завернутых в серую папку, с надписью: «к докладу». – Не разгибая спины работаешь… – Генерал потянулся, выгибая уставшую от работы спину и вытягивая руки.

– Напрасно вы изволите называть, ваше превосходительство, деревенскую жизнь раем… Поверьте, и у нас не избежишь тех же дрязг и неприятностей, что и в городе… Где есть человек, там есть и человеческая глупость, и недоброжелательство, и желание обидеть слабого… Вот я и из деревни, а приехал беспокоить ваше превосходительство…

– A-а… вы по делу… – проговорил генерал, и лицо его приняло еще более строгое выражение.

– И по делу очень серьезному, ваше превосходительство… касающемуся интересов всего дворянства нашего уезда, по делу, которое…

– Извините: вы какого уезда?…

– Вышнереченского, ваше превосходительство… Я был однажды осчастливлен посещением вашего превосходительства во время вашего проезда для ревизии по губернии.

– Как же, я очень помню… Но забыл только немножко уезд, в котором вы живете.

– Это тот самый уезд, ваше превосходительство, который имел несчастие выбрать в предводители дворянства… осмелюсь выразиться пред вами прямо: негодяя и человека безнравственного, Рыбинского…

– Ах, Рыбинский… беспокойный человек, это правда… И знаете, он, мне кажется, немножко фат и либерал…

– Этого мало еще сказать про него, ваше превосходительство. Он не уважает ни властей, ни законов нравственности, ни даже общественного приличия… Он…

– Но послушайте… Я слышал, он нынче летом давал, говорят, великолепный праздник у себя в деревне… И он метит, говорят, в губернские…

– Не знаю, ваше превосходительство… Но я уверен… по крайней мере я надеюсь, что наша губерния не осрамится таким выбором… уж один этот праздник, о котором вы изволили упомянуть, показал всем, что это за человек… Он скандализировал все общество, показавши перед всеми публично свои отношения к жене нашего лесничего… Entre nous soit dit[18], ваше превосходительство…

– Sans doute…[19] A что ж, разве хорошенькая?…

– Она недурна… Но согласитесь, ваше превосходительство… каково же было положение дам, которые имели неосторожность, или… уж я не знаю, как это назвать… приехать к нему, как к холостому человеку… Притом его образ жизни… если вы позволите сообщить вашему превосходительству… Само собою разумеется, я не хочу сплетничать… но если общественная нравственность…

– Говорите, говорите… Губернатор должен все знать… Честный гражданин обязан откровенно высказывать ему все, что знает… для пользы общей… Тем более что этот Рыбинский мне самому надоел. Он беспокойный человек… Я замечал это несколько раз из переписки с ним по некоторым делам.

– Очень рад, ваше превосходительство, что вы изволите иметь об этом человеке здравое и совершенно справедливое понятие… Но вы не изволите знать того, что знаем мы, его соседи, к несчастию, и о чем все мы молчим, по нашей врожденной беспечности, хотя и возмущаемся… Я могу вам сообщить об этом человеке страшные, возмутительные вещи…

Паленов начал что-то рассказывать губернатору на ухо.

– И все это под видом любви к пению… – заключил он вдруг.

– Но ведь это… послушайте… Ведь это дело такое, что если я велю произвести секретное дознание и если эти слухи оправдаются… ведь я могу его далеко упечь… Ведь это можно имение в опеку отдать…

– Что это не один только слух, ваше превосходительство, в доказательство этого я могу вам представить даже свидетеля, одного бедного дворянина, Осташкова, который в настоящее время здесь, в вашей приемной, который тоже страдает через Рыбинского, и по делу которого я и приехал просить ваше превосходительство… Этот дворянин живал у Рыбинского по нескольку дней, и он может рассказать вам обо всем, как очевидец.

– Но вы уверены, что он не соврет? Ведь все-таки это дело щекотливое… Как бы то ни было: он предводитель…

– В этом-то я совершенно уверен, ваше превосходительство… Скорее он не посмеет всего сказать, потому что запуган им, как бедный человек… Да, может быть, он даже и не понимает настоящего смысла всего этого… Но вы извольте спросить его так стороной, не прямо, поверхностно: есть ли у него певчие, как они живут, что делают… Вот в этом роде…

– Мг… – промычал генерал задумчиво. – Впрочем, мы это увидим; я поговорю с