Из адъюнкта словно воздух выпустили. Вновь уронив взгляд на расстеленную поверх стола карту, она проговорила:

– В таком случае, септарх, прошу вас, прокляните нас хотя бы несколькими словами истины.

– Не думаю, что в этом есть потребность, – возразил он. – Мы и так всю ночь шли ее путем, и сегодня пойдем снова – под сиянием Нефритовых Странников. – Он умолк и обвел взглядом собравшихся. – Адъюнкт, вас тут что, в осаду взяли? А я вас по чудесной случайности вызволил?

Добряк потянулся за шлемом.

– Я должен собрать своих офицеров, – объявил он. И застыл в ожидании, пока Тавор, так и не подняв глаз от карты, махнула рукой в знак того, что он может идти.

Фарадан Сорт вышла следом.

Лостара Йил поймала взгляд Рутана Гудда и сделала ему знак тоже выйти вместе с ней.

– Адъюнкт, мы будем снаружи.

– Отправляйтесь отдыхать, оба, – сказала Тавор.

– Слушаюсь, адъюнкт, а вы сами?

Некрасивое лицо тронула слабая улыбка.

– И я тоже вскорости. Идите.

Лостара увидела, как Банашар взгромождается в кожаное седло табурета. Боги, учитывая, с кем она водит компанию, неудивительно, что она такая, какая есть.

Верховный жрец ткнул пальцем в сторону шагнувшего мимо него Рутана Гудда и сделал странный жест, словно что-то написал прямо в воздухе. Рутан Гудд мгновение поколебался, потом на лице у него изобразилась усмешка, он провел пальцами сквозь бороду и вышел из палатки. Лостара последовала за ним.

– С вами все в порядке? – спросила Фарадан Сорт.

Добряк помрачнел еще больше.

– Разумеется, нет!

– Послушайте, – сказала она, – мы все же попытались…

– Мы не можем требовать от солдат слушаться зова сердца. А если они вдруг начнут, то никого уже не захотят убивать. – Он повернулся к ней. – Как она может этого не чувствовать? Нам нужно себя укреплять – чтобы делать все то, что мы должны. Нам нужно сделать себя крепче наших врагов. Она же хочет, чтобы мы сделались мягче. Чувствительней. – Он покачал головой, и она увидела, что его трясет – от гнева или разочарования.

Она обернулась – из командирской палатки появились Рутан Гудд и Лостара Йил. Добряк уставился на Рутана.

– Кем бы вы там на самом деле ни были, капитан, попробуйте донести до нее хоть немного разумных вещей – похоже, никто другой на это все равно уже не способен.

– О каких именно разумных вещах речь, Кулак? – нахмурился Рутан Гудд.

– Что убивать людей – наша профессия, – прорычал Добряк.

– Не думаю, что она планирует это менять, – ответил ему капитан.

– Она хочет, чтобы у нас за Увечного бога сердце кровью обливалось!

– Потише с этим, Добряк, – предупредила его Фарадан Сорт. – А лучше всего отойдем-ка подальше в сторонку.

Они двинулись наружу из лагеря. Рутан Гудд заколебался было, но Лостара Йил подтолкнула его в спину. Никто не произнес ни слова, пока беспорядочно расставленные дозоры не остались далеко позади. Под яркое солнце – жара заклубилась вокруг них, глаза слепило светом.

– Ничего не выйдет, – объявил наконец Добряк, скрестив руки на груди. – Будет мятеж, за ним последует бойня из-за воды, и в живых из нас очень скоро мало кто останется. Эту армию не удержать в повиновении даже треклятым морпехам и тяжелой пехоте, будь они в полной силе…

– Очевидно, о моих регулярах вы не слишком высокого мнения, – перебила его Фарадан Сорт.

– А добровольцев-то, Сорт, среди них много?

– Точно не знаю.

– В малазанских правилах отбирать тех, кто горит желанием сражаться, и делать из них морпехов и тяжей. В регуляры попадают уголовники, насильно мобилизованные и прочая бездарь. Фарадан, вы и правда уверены в собственных солдатах? Не стесняйтесь, тут доносчиков нет.

Она отвела взгляд, сощурилась.

– Единственная странность, которую я за ними замечаю, Добряк, – это что они предпочитают помалкивать. О чем бы то ни было. Чтобы выдавить из них хоть какое-то мнение, приходится буквально руки выкручивать. – Она пожала плечами. – Они и сами в курсе, что мало что собой представляют. Для большинства из них оно всегда так было, еще до армии. А это… вроде как то же самое, только в еще большей степени.

– Может, Сорт, они и мало что говорят, когда вы их можете слышать, – пробормотал Добряк, – но вот между собой, когда рядом никого нет, у них найдется что сказать, тут я ручаюсь.

– А я вот в этом не уверена.

– Вы что, собственные солдатские денечки позабыли?

При этих словах она дернулась, но потом ответила:

– Нет, Добряк, не забыла. Однако мне ничего не мешает стоять в полусотне шагов от костра, это достаточно близко, чтобы наблюдать, как движутся губы, какие жесты они делают – вот только я ничего не вижу. Согласна, это очень необычно, но, похоже, моим солдатам попросту нечего сказать, даже друг другу.

На время все умолкли. Рутан Гудд стоял, разглаживая пальцами бороду, выражение его лица было задумчивым и при этом как бы отсутствующим, словно он не слышал разговора, но боролся сейчас с чем-то за тысячу лиг отсюда. Или, может статься, за тысячу лет.

Фарадан Сорт вздохнула.

– Мятеж. Слово, Добряк, не из приятных. А вы, получается, готовы такими словами разбрасываться в отношении моих регуляров.

– Это то, Фарадан, чего я страшусь. Но в ваших командных способностях не сомневаюсь – вы ведь это и сами знаете?

Она призадумалась, потом хмыкнула.

– Да нет, выходит так, что вы сомневаетесь именно в них. Но я не Кулак Блистиг и осмелюсь заявить, что репутация у меня среди моих солдат вполне приличная. Может, меня и ненавидят, но не убийственной ненавистью. – Она взглянула в глаза Добряку. – Вы ведь, если не ошибаюсь, и сами когда-то рассуждали, что солдатам положено нас ненавидеть. Мы вроде как эту их ненависть должны притягивать, и когда солдаты видят, что мы ее в состоянии переносить, что не ломаемся под грузом, они тогда и сами сильнее делаются. Или я вас тогда неверно поняла?

– Все верно. Но только, Сорт, они на нас теперь по-другому смотрят. Они в нас потенциальных союзников ищут. Против нее.

– Что, Добряк, уже готовы возглавить восстание? – Голос Рутана Гудда прозвучал очень сухо.

– Попробуйте сказать это еще раз, капитан, и я сделаю все возможное, чтобы вас прикончить.

– Извините, Кулак, но столь простого избавления вы от меня не дождетесь, – холодно усмехнулся Рутан Гудд.

– Можно подумать, мы от вас хоть чего-то дождемся.

– А что вы хотите от меня услышать? Ей вовсе не нужно, чтобы ее солдаты размякли и утонули в собственных слезах и соплях. Совершенно наоборот. Они нужны ей не просто твердыми. – Он поочередно глянул в глаза всем троим. – Но жесткими. Непреклонными. Упрямыми, словно утесы под напором моря.