Я радостно наблюдала за детьми, когда вдруг кто-то позвал меня:

– Жоси!

Голос был незнакомым. Торопливо обернувшись, я увидела десятую госпожу, одетую в красное, которая стояла позади меня. Сколько же лет мы не виделись! Хунли с Чэнхуань подошли и поклоном поприветствовали ее, но та быстро подняла их и произнесла, слегка улыбнувшись мне:

– Это правда ты! Мы так давно не виделись.

– Верно, – отозвалась я после короткой паузы. – У тебя все хорошо?

– Все прекрасно, – кивнула десятая госпожа.

Повернувшись к Хунли, Хунчжоу и Чэнхуань, я сказала:

– Если вам не холодно, то идите еще поиграйте. А если замерзли, то скорее возвращайтесь в дом!

Дети кивнули. Я подошла к десятой госпоже, и мы вместе двинулись вперед, ступая по скрипучему снегу.

– Ты выглядишь еще более тоненькой и легкой, чем раньше, – проговорила десятая госпожа.

– Я и раньше была худой, – ответила я. – Ты много лет меня не видела, да и возраст… Скорее всего, я действительно выгляжу увядшей.

Десятая госпожа покачала головой:

– Я говорила о другом. Мы не виделись семь или восемь лет, и сейчас, увидев тебя здесь, в снегу, я сперва даже боялась звать тебя: мне показалось, ты так легка и тонка, что можешь растаять вместе со снегом. Очень красиво, однако от этой красоты веет холодом.

– Вероятно, это из-за плаща, что сегодня на мне, – предположила я. – Он довольно холодного оттенка.

– Его цвет чересчур скромен, – ответила десятая госпожа, разглядывая мой плащ. – В такую снежную погоду лучше надевать более яркие вещи.

Мы помолчали.

– Как дела у десятого господина в Монголии? – спросила я.

Десятая госпожа покосилась на меня с удивлением.

– А ты разве не знаешь? Он сейчас в Чжанцзякоу.

– Правда? – обрадовалась я. – Выходит, он может успеть к празднику вернуться домой, к семье.

Десятая госпожа внимательно посмотрела мне в лицо, словно пытаясь понять, серьезно ли я говорю. После долгого молчания она равнодушно произнесла:

– Может быть.

Взглянув на нее, я заметила на ее лице смутную печаль. Мое сердце тревожно забилось.

– Что-то произошло? – спросила я, заставив себя успокоиться.

– Ничего, – ответила та.

Я резко остановилась и, встав прямо перед ней, сказала:

– Скажи мне.

– Жоси, – терпеливо произнесла десятая госпожа, – если уж ты ничего не знаешь, то лучше тебе и не знать. Почему ты не желаешь ничем интересоваться, но вместе с тем не можешь и остаться в стороне?

– Разве это не забавно? – поинтересовалась я, кутаясь в плащ.

Десятая госпожа покачала головой и потянула меня к беседке. Мы сели. Десятая госпожа долго молчала, уставившись в пол, а затем произнесла:

– Несколько дней назад господин выехал в повозке из храма на горе Толо и въехал в Чжанцзякоу. Его Величество передал командующему Сюй Гогую приказ: «Не выказывать ему никаких почестей: среди его подчиненных есть недобропорядочные люди, замешанные в финансовых скандалах. Нужно схватить их и официально доложить нам о них. Требуется найти нескольких виновных: нельзя дать ему сохранить лицо».

Я молча глядела на белый простор, раскинувшийся снаружи беседки. Мне всегда казалось, что события все же могут пойти не так, как я знала из курса истории. Я думала, что настоящие невзгоды навалятся на всех них только на четвертый год эры Юнчжэна, думала, что можно урвать хотя бы несколько лет радостной и мирной жизни, уверяя себя в том, что времени еще много. Почему все не может быть именно так?

– Десятый господин сейчас по-прежнему в Чжанцзякоу? – спросила я.

Десятая госпожа кивнула и поднялась со своего места. Подойдя к одному из опорных столбов беседки, она устремила взгляд на строгий, торжественный Запретный город, раскинувшийся под искрящимся снегом, и тихо проговорила:

– Все эти дни я беспрерывно плакала. В начале месяца Его Величество лишил наш род наследственного титула циньвана Ань. Как выразился Его Величество, при жизни мой дед «всегда имел скрытые неблаговидные намерения, полагался лишь на помощь старших и всякий раз обращался к Нашему покойному отцу». Также Его Величество порицал моих дядюшек, говоря, что они «сражались друг с другом за власть и бесчинствовали, угождая и используя протекцию». Указ Его Величества звучит так: «Титул циньвана Ань больше не будет передаваться по наследству. Всех подчиненных им нюручжаньгиней отозвать, а затем отдать в подчинение к циньванам Лянь и И». Не прошло и нескольких дней после обнародования того указа, как в чем-то провинился восьмой господин и всех нюручжаньгиней, что должны были стать его подчиненными, отдали тринадцатому господину. Теперь моя старшая сестра с восьмым господином то и дело оказываются в чем-нибудь повинны и в любом поступке находится причина для недовольства. В прошлом месяце Ци Эрса, помощник командира знаменного корпуса, доложил императору о том, что в Маньчжурии были проведены чересчур роскошные похороны. Его Величество тут же упрекнул восьмого господина в том, что «и прежде Юньсы, циньван Лянь, начисто промотал все свое состояние, устраивая похороны своей матери, усердствовал в обрядах, предавал огню жемчуг, золотую и серебряную посуду, тогда как его люди были вынуждены полгода жить впроголодь». Еще Его Величество бранил восьмого господина, называя его «хитрым лицемером, который вместо того, чтобы при жизни родителей выполнять свой сыновний долг, решил притвориться образцовым сыном после их смерти». Как давно преставилась госпожа супруга Лян? Полных двенадцать лет назад, а «правда» всплыла лишь сейчас.

Я подошла к ней и взяла ее за руку. Сжав мою ладонь в ответ, десятая госпожа продолжила:

– Вчера я так разволновалась, что помчалась поговорить с сестрой, но та лишь посмеялась надо мной и велела выкинуть все это из головы. «Победителей не судят – так издавна повелось, – сказала мне она. – Так к чему роптать?» Еще она сказала, что, «раз уж мы рождены в императорской семье, мы пользуемся почетом, недоступным обычным людям, и горести у нас тоже иные, нежели у простого люда. Чем коротать время, заливаясь слезами, не лучше ли относиться ко всему проще и радоваться каждому новому дню? А если и правда „жизнь подойдет к концу, и день тот неизбежен“[89], то, если господина заключат под стражу, я пойду в заточение вместе с ним, отрубят ему голову – и я взойду на плаху. В этой жизни я достаточно поборолась и вдоволь насмеялась, так о чем мне сожалеть?»

Глаза защипало, и я едва не заплакала, но в последний момент мне удалось сдержаться.

– Не бросать друг друга, любить и оберегать всю жизнь. То, что рядом с восьмым и десятым господами есть вы, – величайшее счастье для них.