Бек также поручил Донаньи пополнить его «Хроники позора» – те самые, за которые их обоих Гитлер в итоге повесит. Донаньи раздобыл даже подлинную съемку насилия эсэсовцев в Польше. Чтобы избежать слухов об очередном «ударе в спину» ( Dolchstoss ), которые распространились бы после убийства Гитлера и поражения Германии, требовались неопровержимые доказательства преступлений этого режима. Происходило множество встреч и переговоров, о них был осведомлен, а в некоторых и участвовал Бонхёффер.

Но пока военные готовились к очередному походу, а заговорщики – к покушению, внезапный сюрприз застал врасплох и тех, и других. Непревзойденный маг и волшебник Адольф Гитлер вдруг вытащил один черт знает откуда пожухшую оливковую ветвь и принялся размахивать ею перед изумленным миром. В речи перед рейхстагом 6 октября он вновь изобразил ангельское великодушие и – честный и прямой, это весь мир крив, а не он, – предложил мир:

...

Замечательное представление. Разумеется, основным, не проговариваемым вслух условием этого абсурдного выступления было: пусть никто даже не упоминает пропитанную кровью землю, которая еще недавно звалась Польшей. И Чехословакия тоже навеки исчезла с географических карт. Если никто не станет заводить сей неуместный разговор, то вот же – вам предлагается мир. Но Чемберлен, как однажды оскорбленная женщина, уже не слушал ласковых речей. Если Гитлер хочет, чтобы ему поверили, «нужны не слова, а дела», требовал он. 13 октября Чемберлен ответил на миролюбивые призывы фюрера категорическим отказом462.

Генералы, со своей стороны, поняли, что нужно поспешить. Путч должен произойти до того, как Гитлер двинется на Запад. Если германская армия вторгнется в Бельгию и Голландию, станет еще труднее заставить Британию прислушаться к заговорщикам, тем более что многие из них руководили военной машиной, прокатившей по несчастной Польше. А Гитлер медлить не станет. Если Британия не предоставит угодных ему условий мира, он возьмет свое силой. С присущей ему любезностью он говорил генералу Гальдеру: «Британцы будут готовы к переговорам только после трепки». Планы марша на запад готовились в ускоренном темпе463.

И заговорщики тоже заторопились с осуществлением своих планов, но их план сводился к тому, как получить лицензию на отстрел герра Гитлера. Прежде всего требовалось известить о своих намерениях Британию и ее союзников и обеспечить себе их поддержку после переворота. Немецким генералам отнюдь не хотелось, чтобы Британия и Франция попросту воспользовались гибелью фюрера и учинили расправу над Германией. От этих стран заговорщики добивались мирных гарантий. И при этом не сводили глаз с востока, с России: Сталин только и ждал момента слабости, когда он сможет вновь наброситься на Европу и оторвать от нее еще кусок, по такой же дешевой цене, как ему достались Прибалтика и восточные части Польши. Насущной необходимостью для конспираторов стала задача установить дружеские контакты с заграницей и убедить чужеземные власти в своей надежности.

Тут-то и пригодился им Дитрих Бонхёффер. В ближайшие годы он будет играть ключевую роль в отношениях с Британией. Его дружба с епископом Беллом и другими известными лицами, связи епископа Белла с людьми из британского правительства – все это оказалось бесценно. Имелись у Бонхёффера связи также в Норвегии и в США. Но решится ли пастор на что-то большее, чем эмоциональная и интеллектуальная поддержка Сопротивления, примкнет ли он к заговорщикам? Это еще предстояло выяснить.

Бонхёффер давно был посвящен в заговор и оказывал эмоциональную и дружескую поддержку его непосредственным участникам – таким как его брат Клаус и его зять Донаньи. В этом вопросе он не испытывал никаких сомнений. Но более полное и, так сказать, «официальное» участие многое меняло, а Дитрих и без того находился не в простом положении.

Будучи лидером Исповеднической церкви, он обязан был думать не только о себе, любой его выбор сказывался на других людях. Именно по этой причине он не отказывался от военной службы, ссылаясь на свою веру. Он не был свободен поступать так, как ему хотелось бы. Решения обычно давались Бонхёфферу ценой немалых переживаний, однако, увидев правильный путь, он шел по нему без колебаний. По возвращении из Нью-Йорка он не сразу понял, куда ведет его Бог.

Примерно в это время его невестка Эмми Бонхёффер попыталась подтолкнуть Дитриха к большей близости с заговорщиками. Ни Эмма, ни старший брат Дитриха Клаус не были христианами, и вполне естественно, что Эмма с некоторой досадой взирала на то, как ее набожный зять остается над схваткой, в то время как муж рискует жизнью. Вероятно, он «чересчур духовен», а потому от него «нет прока в земных делах». И все же Эмма достаточно уважала Дитриха, чтобы высказать ему этот упрек напрямую: «Вас, христиан, устраивает, чтобы другие люди делали то, что надо сделать, – заявила она, – а сами вы стараетесь не замарать себе руки». Она не предлагала Дитриху сделаться убийцей, но хотела, чтобы он взял на себя не меньше, чем ее муж или Донаньи. Дитрих обдумал ее слова и ответил: «Радоваться чужой смерти, а тем более убийству, вообще никто не должен»464, но он согласен, что во многом она права. И тем не менее он все еще не решил, как следует поступать лично ему.

Заговор тем временем довольно быстро разрастался. Донаньи связался с доктором Йозефом Мюллером, мюнхенским юристом, имевшим надежные контакты в Ватикане. Мюллер, обозначавшийся участниками заговора как «герр Х», отличался замечательной физической силой. В детстве друзья прозвали его Ochsensepp («Бычара Джо»). В октябре 1939 года Мюллер ездил в Рим, официально – по делам абвера, но на самом деле ему было поручено встретиться с британским послом при Святейшем престоле и заручиться гарантиями мира на случай, если заговорщикам удастся устранить Гитлера. Мюллер преуспел: единственное условие британцев было вернуть независимость государствам, захваченным Гитлером в те два года безумия. Мюллер добился даже большего: он склонил Папу к посредничеству между Британией и тем правительством, которое придет в Германии к власти после устранения Гитлера. Все это казалось весьма многообещающим.