и ты… ты все усложнил, потому что ты не Киллиан, и я понятия не имела, как тебя контролировать, как подчинить. И вдобавок ко всему, свадьба все время откладывалась. Моя мать строила планы семнадцать лет, а я терпела неудачу за неудачей.

– Ты потерпела неудачу? – спрашивает он, и это первые слова, которые он произнес с тех пор, как вошел в комнату. – Печать моего отца. Ты же как-то смогла ее украсть.

Дафна кивает.

– У него остался дубликат, сделанный из звездной пыли, которую дала мне Клиона, – говорит она. – Я отправила настоящую в Темарин, к Софи, которая должна была использовать печать, чтобы подделать письмо якобы от твоего отца, с предложением поддержки Леопольду в войне между Темарином и Селларией.

Байр выглядит так, словно шестеренки в его голове крутятся все быстрее и быстрее.

– Но ведь этой подделки не было, – говорит он.

У Дафны сжимается горло, но она не позволяет себе заплакать. Не потому, что, она боится или стесняется, а потому, что знает, что если она это сделает, Байр будет ее утешать. Дафна этого не хочет, ведь сейчас речь не о ней. Она сглатывает и заставляет себя продолжить:

– Софи передумала, – говорит она. – Она написала мне письмо, рассказав об этом и умоляя меня поддержать ее, пойти против планов матери. Я не могла этого слышать, не верила в это. Я была так зла на нее, Байр… за то, что она не смогла сделать то единственное, для чего была рождена, то единственное, о чем мы ее просили. Я не…

Она замолкает. Перед глазами стоит пелена слез, но она смаргивает их.

– Я не знала, к чему это приведет.

Какое-то время Байр молчит.

– Ты сказала, Леопольд считал, что за убийством Софронии стоит твоя мать, – говорит он. – Она сделала это за то, что твоя сестра ее ослушалась?

Дафна невесело смеется.

– Как оказалось, нет, – говорит она. – Моя мать организовала ее смерть, потому что таков был ее план с самого начала. Убить Софронию, чтобы завладеть Темарином, убить Беатрис, чтобы завладеть Селларией…

– Убить тебя, чтобы завладеть Фривом, – заканчивает он.

Дафне удается отрывисто кивнуть.

– Убийцы, – медленно произносит он. – Их подослала твоя мать?

Только услышав это от него, Дафна задумывается над этим вопросом. Могла ли императрица их нанять? Дафна едва ли успела сделать во Фриве что-то, что могло бы поспособствовать планам ее матери, но, возможно, смерть Киллиана заставила императрицу действовать решительнее. Возможно, она довольно быстро сочла Дафну неудачницей, и было проще сразу ее убить и забрать Фрив силой в качестве возмездия.

– Я не знаю, – признается Дафна. – Но это, конечно, возможно.

– Дафна, почему ты говоришь мне все это именно сейчас? – спрашивает Байр, и то, как он произносит ее имя, зарождает крошечную искорку надежды. Он не может ненавидеть ее и произносить ее имя вот так. Но, с другой стороны, она еще не закончила.

– Я настояла на том, чтобы отправиться в эту поездку, потому что моя мать прислала мне письмо. Ну, вообще-то два письма. Первое могло показаться туманным, но мне его смысл был ясен: если Леопольд окажется здесь, я должна его убить. В конце концов, пока он жив, ее власть над Темарином находится под угрозой. Сохранив ему жизнь, Софрония нанесла ей удар, причем весьма неплохой. Я не знала, где именно он находится, но понимала, что где-то рядом. Виоли рассказала мне об этом, но оказалась достаточно умна, чтобы не выложить всю информацию сразу. Второе письмо пришло после того, как похитили принцев. Она написала, у нее есть основания полагать, что они находятся недалеко от озера Олвин и что я должна найти их и… ну, она подала это так, будто единственный способ защитить ее, Беатрис и меня – это сделать так, чтобы принцы вообще исчезли. Она сказала мне ничего не оставлять на волю случая и что я могу сделать это так, как сочту нужным, хоть и рекомендовала яд, который был бы наиболее «милосердным».

– Звезды небесные, Дафна! – восклицает он, проводя рукой по волосам. – Ты настояла на том, чтобы отправиться в звездное путешествие Киллиана лишь затем, чтобы убить этих детей?

– Но я же этого не сделала, – отвечает она, хотя это звучит неубедительно даже для ее собственных ушей. – Как видишь, я поменяла свое мнение.

– Тот факт, что твое мнение по этому поводу вообще нуждалось в изменении…

– Я знаю, знаю, – перебивает Дафна, морщась. – Я не буду пытаться оправдываться. И не могу обещать, что, сложись все по-другому, не сделала бы этого. Я бы хотела так сказать, правда, Байр. Но моя мать… Я никогда не умела сказать ей «нет». Она вообще не рассматривает такой вариант ответа.

– Но твоя сестра это сделала, – указывает он.

– Обе мои сестры так сделали, – поправляет Дафна, думая о Беатрис и ее последнем письме, предупреждающим Дафну об опасности. А Дафна проигнорировала письмо, обвинив сестру в излишнем драматизме.

– И я сама должна была сделать это гораздо раньше, но да, делаю только сейчас. Вот почему я отправила Гидеона и Рида в безопасное место и теперь даже не буду знать, где они. Вот почему Леопольд все еще жив и здоров, хотя у меня было много возможностей это изменить. Я больше не хочу следовать ее приказам, Байр.

Байр наконец поднимает на нее глаза, но его взгляд непроницаем. Однако он все еще здесь, и это уже больше, чем Дафна смела надеяться. Он все еще ее слушает.

– Так чего ты хочешь? – спрашивает он.

В ее голове появляются самые разные ответы. «Я хочу тебя». «Я хочу снова увидеть Беатрис». «Я хочу отомстить за смерть Софронии». Все эти ответы правдивы, но каждый из них по отдельности не представляет собой полную версию правды. Дафна останавливается на самом честном ответе, который только может ему дать:

– Я не знаю.

Слова выходят такими тихими, что даже в этой наполненной молчанием комнате их еле-еле можно расслышать.

Байр медленно кивает. Поднявшись на ноги, он подходит к двери и открывает ее.

– Поспи немного, Дафна. Мы выдвигаемся с первыми лучами солнца.

Дафна мгновение смотрит на него, не зная, как поступать с тем, что ее прямым текстом выгоняют. И все же то, что он сказал «мы», вселяет в нее некоторый оптимизм. Он не выгоняет ее из гостиницы, не выгоняет из Фрива, не арестовывает по множеству обвинений. Но когда она встает на ноги и проходит мимо него к двери, то он делает шаг назад, чтобы даже случайно ее не задеть, будто одно прикосновение может быть ядовитым.