– А ты в Бога-то веруешь, лишенец?

– Как все, Олег, как все. Когда или плохо, или – очень плохо. В остальное время мы как-то обходимся. Звучит несколько кощунственно, но честно.

«Хаммер» летел по саванне. Машину бросало, в салоне бродили ароматы сухой травы, свежих, раздавленных копытами буйволов стеблей и солоновато-пряного бриза...

Океан открылся вновь, но не с высоты берега – близко, и бескрайняя мощь прилива словно превращала и берег, и пальмовые рощицы, и людские жилища всего лишь в декорации, в оправу опаловому сиянию воды.

– Вот смысл, – тихо сказал Данилов. – Пока живешь – живи.

Зубров не ответил. Машина замерла у пальмового навеса.

– Мы приехали.

Навстречу вышел седовласый мужчина в свободных белых одеяниях.

Приглядевшись, Данилов узнал: тот, из «мерседеса», что был на аэродроме.

– Аэнэро маро, – произнес он гортанно и поклонился гостям.

– Ты приглашен к участию в церемонии, – сказал Зубров. – У ятуго сегодня праздничная ночь Летней Луны. Ты не против?

Данилов почувствовал странное волнение. Луна только-только начинала всходить, кроясь за деревьями, – огромная, золотая.

Подошла девушка лет восемнадцати, но одеяние ее было не белым, пурпурным.

– Пойдем со мной, – сказала она по-английски.

Зубров ободряюще кивнул Данилову, улыбнулся, но было в этой улыбке что-то похожее на жалобу или – зависть? Он не успел ощутить.

Данилов оказался в хижине, покрытой пальмовыми листьями. Девушка поднесла ему белоснежное одеяние, похожее на греческий хитон, протянула:

– Тебе нужно надеть это.

Еще через мгновение она сбросила свой пурпурный наряд, оставшись обнаженной. Заметила его смущение, улыбнулась.

– Сегодня ночь Летней Луны, – произнесла она так, словно это все объясняло. Взяла его за руку, подвела к столику, на котором стоял кубок итальянской работы, наполненный матово мерцающей жидкостью. – Пей.

Олег сделал несколько глотков. Вкус был терпкий, вяжущий, но это вовсе не походило на вино или наркотик. И сразу пришла спокойная отрешенность.

Олег разделся, с помощью девушки облачился в хитон. Руки ее были легки и ласковы, но странно: теперь он не чувствовал ни смущения, ни возбуждения, словно девушка была фарфоровой или гуттаперчевой. Он бросил на нее взгляд: она была изумительно сложена, молода, красива, Данилов отметил это каким-то участком сознания, но волнение так и осталось затаенным.

Девушка улыбнулась одними губами:

– Ты и не должен меня желать. Я была невестой Солнца. Давно. Сегодня там, – она сделала жест рукой в сторону океана, – тебя изберет другая. Этой ночью я только поводырь.

– Поводырь?

– Да. Вы все, что приходите из холодного мира, слепы. Вас пугают химеры вашего разума, и вы не замечаете красоты.

– Не замечаем?

– Это так. Но сегодня – особый день. Ты сможешь слиться с нашей землей.

Тебя выберет одна из дочерей Луны, не знавшая мужа. Там, у огня. Иди за мной.

Они покинули хижину. Девушка шла впереди по едва заметной тропке; за пологом растений уже горели костры, слышались ритмичные звуки и пение.

Остановились у самой кромки леса. По широкой прибрежной полосе пылало несколько костров. Но самый большой был выложен в центре и еще не горел. Вокруг танцевали пестро одетые женщины и мужчины.

– Как тебя зовут? – спросил Данилов.

– Тебе не нужно это знать. Когда будет зажжен Большой огонь, тебя выберет та, которую назовешь ты.

– Назову?

– Да. Ты дашь ей имя.

– Какое имя?

– То, которое ты дашь. Бог Наоро давал имена деревьям, скалам, звездам – и они стали деревьями, скалами, звездами. Бог Наоро давал имена зверям, птицам, гадам, и они стали ими. Бог Наоро давал имена племенам людей, и они стали ими – каждый по роду их. Чтобы девочка стала женщиной, избранный ею мужчина должен дать ей имя. И тогда она станет такой, какую он ищет. На эту ночь. А потом вернется к своему народу. Ты ее потеряешь навсегда. Она потеряет тебя. Но это будет уже не важно. Важно только то, что Свет и Сияние соединятся.

Имя, которое ты дашь ей, – табу. Его никто не должен знать, кроме вас двоих. И ты назовешь ее тогда, когда она скажет.

Девушка говорила по-английски, но произносила звуки так странно, что Данилову казалось, будто она говорит на совсем незнакомом наречии и он понимает ее воображением. Может быть, так оно и было?

А она заговорила снова, и речь ее была плавной и спокойно-торжественной:

– Свет Огня был когда-то светом Солнца. Деревья напитались им, и теперь, в ночь Летней Луны, накопленный Огонь будет подарен Луне священным костром, Свет отца соединится с Сиянием матери и жизнь возродится. И пройдет назначенное время, и дожди оросят землю, и земля даст всходы... Будет так.

Ты поможешь соединению Света и Сияния, когда тебя выберет одна из дочерей ятуго. Ты готов?

– Да.

– Будет так. Не бойся, у той, что тебя изберет, не будет первой боли. При рождении Летней Луны те, что были избраны стать невестами Солнца, сорвали молодые побеги бамбука и сами причинили себе первую боль. Ничто не должно омрачать Сияние Летней Луны. Ничто не омрачит его. Теперь – иди в круг.

Девушка замолчала, потом добавила:

– Ты будешь очарован. Это единственная ночь в году, когда чувственность женщины не знает преград. Это единственная ночь в году, когда сила мужчины не ведает насыщения. Соединение Света и Сияния... Некоторым не дано испытать этого никогда. Ты счастлив. Иди.

Огонь вспыхнул сразу. Он лизнул фиолетовое небо алыми языками, звук барабанов сделался приглушенным, все покинули площадку у Большого костра, а на нее вышли мужчины в таких же, как Данилов, белых одеяниях.

Девушки появились из-за полога леса. Они были юны и совершенны. На них были полупрозрачные туники, на ногах позванивали браслеты, и у каждой на шее тяжело переливалась каменьями золотая цепь.

Олег увидел ее. Она была грациозной, как гибкий тростник, ее кожа в свете мечущегося пламени отливала охрой и золотом, ее волосы волнами сбегали по плечам водопадом, и полураскрытые губы что-то шептали, и черные глаза сияли восторгом ночи... И он забыл обо всем на свете и желал лишь одного: чтобы эта девушка остановилась рядом.

И она остановилась. Заглянула в его глаза, улыбнулась неуверенно, совсем по-детски, спросила нежно:

– Нагронэ?

Он молчал. И только улыбался зачарованно, словно был в сказке.

– Нагронэ антеии? – снова спросила девушка, голос ее дрогнул предательски, а огромные глаза наполнились слезами.

Он не знал, что нужно делать. Но сделал именно это: протянул ей руку. Лицо девушки осветилось улыбкой, она сняла с себя золотую цепь и надела Олегу на шею; потом подала ему узенькую ладонь и, сияющая, повела вдоль пляжа, туда, где кончался круг кострового света и начиналось господство Луны.