– Ага! – не дав ей договорить, воскликнул он и торжествующе выудил маленький пузырек. – Вот видите? Вовсе у меня не слишком много карманов.

Он вытряхнул из пузырька какую-то таблетку и проглотил ее, даже не запив водой.

– Полагаю, неуместно просить вас поделиться одной из них? – спросила Розалинда.

– Одной из них? – Он выглядел изумленным. – А вы имеете привычку просить у незнакомцев прописанные им лекарства?

– Нет, я…

– Вы же даже не знаете, от чего они?

– Я подумала, что это снотворное, но…

– Нет, это не снотворное, – возразил он, покачав головой.

– Ах.

– Это… – и он произнес незнакомое слово.

– Я не слышала о таком лекарстве.

– Значит, вы вели порядочную жизнь в обществе приличных людей, – он бросил на нее страдальческий смущенный взгляд, проявившийся даже в темноте. – Они для алкоголиков. Вызывают жуткое ощущение, если потянет глотнуть спиртного.

– Ясно, – сказала Розалинда, поглядев по сторонам. – И вы беспокоитесь о том, как бы вас не потянуло заглянуть в ближайший бар?

Он закрыл пузырек крышкой, сунул в один из карманов и застегнул его клапан на пуговицу.

– Нет, дело не в этом. Я дал обещание – Найлу и моей жене, бывшей жене, надо сказать, – принимать по одной каждый день, – он развел руками. – Найл жил с ней довольно долго, и они выработали совместный план. Если я буду принимать их, она разрешит мне видеться с детьми, а Найл разрешит жить с ним. Если не буду, то они сочтут меня конченым человеком. И тогда ни жилья, ни встреч с детьми.

– Это звучит довольно жестоко.

– Жестоко, но справедливо. Это крест, поставленный на моей семейной жизни. Бывшей семейной жизни.

– Видимо, она женщина твердых убеждений.

– Да, Розалинда, вы попали в самую точку. Она также имеет отвратительную привычку оказываться правой в большинстве случаев, – он потоптался на месте, поглубже засунул руки в карманы и произнес изменившимся, лишенным выражения голосом: – Она выгнала меня из дома, видите ли, три года назад. Я не виню ее. Я пребывал далеко не в лучшем состоянии, и детям не следовало видеть меня таким. Теперь мне надлежит пройти Двенадцать шагов[98]. За мои грехи.

– И как, вы преуспели?

– Необычайно, – весело ответил он. – Я ненавижу их. Эта ядовитая смесь вызывает праведное отупение. А люди, с которыми приходится встречаться, какие-то… даже не знаю, как лучше выразиться… сдвинутые на одной идее маньяки. Нет ничего более безрадостного, чем непьющий пьяница.

– На каком вы сейчас шаге?

– На втором, – усмехнувшись, признался он. – Я прохожу цикл уже третий раз. Найл теперь называет их «Тридцать шесть шагов». Поэтому, с оптимистической точки зрения, я сейчас уже на двадцать шестом шагу.

Розалинда поежилась. Холод незаметно пробрался под одежду, скользя ледяными стрелами по коже.

– Ладно, – заметив ее состояние, сказал он. – Нам следует немного поспать. Могу я проводить вас обратно в наш пентхаус?

– Прошу вас, – ответила она, взяв его под руку.

* * *

Дэниел настаивал на том, чтобы она села на переднее сиденье, рядом с водителем. В ответ на ее возражения он забрал ее куртку и сумочку и сложил их перед этим сиденьем, не оставив ей иного выбора, кроме как занять новое место. И как только машина тронулась, она осознала, что устроилась на самом удобном месте в салоне. Удобство, конечно, относительное, но все-таки в переднем сиденье оказалось чуть больше набивки, чем в заднем, а через ветровое стекло она могла видеть отличную панораму.

Сзади доносились прерывистые голоса спорившей швейцарской парочки; Найл устроился в середине, открыв ноутбук на коленях, он заносил в него какие-то данные; его отец сидел рядом с ним, скрыв глаза за черными очками.

Розалинда попыталась разговорить водителя, но не слишком преуспела. Его зовут Карлос, он живет в Потоси, и у него четверо детей. Вот, в сущности, и весь разговор. Розалинда рискнула предположить, что Карлос не из тех людей, которые получают особое удовольствие от избранной ими работы.

К полудню они достигли знаменитого соляного озера.

Розалинда, должно быть, задремала, поскольку, придя в себя, узрела лишь ослепительный свет и не сразу смогла хоть что-то разглядеть. Ей снилась веранда, примыкавшая к ее дому в Сантьяго: симметричные ряды суккулентов, высаженные в присыпанную гравием почву, стреловидные листья разных видов юкки, нежные лепестки орхидей, источавших влагу в своей болотисто-топкой почве.

Ее пробуждение сопровождалось тихим стоном. Она осознала это, услышав в собственных ушах звук собственного голоса. Выпрямившись, она прочистила горло и, ни на кого не глядя, деловито схватила с колен сумочку. Что они могли слышать? И что подумать? Может, она опять разболталась во сне?

Но через мгновение Розалинда забыла о тревожных мыслях. Она забыла обо всем на свете.

Окружающий мир предстал ей во всей своей потрясающей непостижимости. Пока она спала, машина приехала в какой-то иной мир. Ей не приходилось видеть еще ничего подобного. В окна вливалось ослепительное, как вспышка магния, сияние. Она невольно закрыла пальцами глаза, оставив лишь узкую щелку. В ее шее и лобной части головы пульсировала резкая боль – либо из-за высокогорной атмосферы, либо из-за зрительного потрясения.

Все в машине точно замерли. Никто не проронил ни звука.

Когда глаза ее освоились с непривычной яркостью, она увидела, что вся протяженность лобового стекла, словно разделенная пополам, покрыта тонкой туманной двухцветной полосой: сверху голубой, снизу белой. И больше ничего. Соль подпирала небеса. Чистейший сдвоенный цвет.

Кто-то на задних сиденьях тихо свистнул, и это, казалось, разрушило колдовские чары. Хлопнула дверца, и тишина взорвалась звуками быстрых, беспорядочных шагов и восклицаний.

Розалинда подхватила шляпу, нацепила солнечные очки и открыла ближайшую к ней дверцу. Спустившись из машины, она услышала хруст под подошвами ботинок. Под ногами расстилалась белая рассыпчатая поверхность: мельчайшие кристаллы соли. Она оглянулась кругом: бело, бело, бело, соль, соль, соль во все стороны, до горизонта.

Она развернулась кругом, затенив рукой глаза. «Это же совершенно невероятно», – подумала она. Ее взгляд попытался отыскать какую-то неоднородность, трещину, легкий изъян или иной оттенок, но ничего не нашел. Соль простиралась повсюду, встречаясь с горизонтом, над которым сияла безоблачная высь голубого неба. Голубизна сливалась с белизной и отражалась в ней.