Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А на вопрос Платона, где ж теперь без рецепта купишь марганцовки, понимающая Мариванна отдала бедному свой чуть запылившийся флакончик с густым раствором старой марганцовки.
Через час Платон получил больничный лист с выпиской, не мало удивившись в ней прочитанному.
Во-первых, ему сделанная операция называлась всего-навсего иссечением крайней плоти.
Но это ладно, всё-таки медицинский термин.
А вот, во-вторых, и что было весьма забавно, в ней чёрным по белому было написано ни много, ни мало, как:
«Анамнез заболевания: С рождения отмечает невозможность оголить головку полового члена».
Платон вспылил про себя: это ж надо быть каким уродом, чтобы с рождения уже иметь половой член?!
И таким страстно терпеливым, чтобы шестьдесят (?!) лет жить и терпеть на своём теле пипиську новорождённого, не познав ни одной женщины и прелести оргазма?! А при этом ещё и умудриться нарожать кучу детей, не говоря уже о дефлорированных девственницах и множестве осчастливленных женщин, и не каких-нибудь там вакханок с лоханками, а вполне нормальных, даже и узкощелок?!
– «Да-да! Помню я их!» – встрепенулся на возмущённые мысли хозяина хвостатый, рогатый и парнокопытный.
Вот это да!
Надо же, такое приличное медицинское заведение, добродушный и профессионально выученный персонал, вся работа отлажена, как часы, каждый знает свой манёвр, и вдруг такая ложка… хрена в бочке мёда?! Да, это чисто по-русски – рассуждал сам с собою удивлённый Платон.
Покрутив бумажку, он подошёл в кабинет к Дмитрию Александровичу и показал.
Тот сразу ответил с улыбкой, что это опечатка, и исправил запись на март 2009 года.
Платон окончательно собрался и после восстановленной точности и справедливости спокойно отбыл восвояси.
Теперь он был свободен, как и головка его ближнего друга.
И уже через полчаса раненый ступил за порог родной крепости.
Видимо всё-таки тот огурчик с гнилым отростком всё же был для меня определённым знаком! – согласился, наконец, Платон-неверующий.
Все последующие дни тёплая с дождями погода, до плюс пяти градусов днём, была стабильна. И так было до конца календарной осени.
Поэтому календарная зима пришла плюсовой температурой и полным отсутствием снега. Первую её неделю «раненый» в больнице Платон почти не выходил из дому, всё свободное время работая с прозой на компьютере.
Его занятия разбавляли лишь домашняя физкультура, да Ксения с кошками. Те постоянно рвались в комнату за новыми впечатлениями и занятиями, особенно более молодые.
Получая ласки от Ксении, кот Тихон преображался во льва. Раз его ласкает главная женщина его семьи, значит он самый важный, самый главный – вожак. В этот момент он сидел у неё на коленях гордый, как сфинкс.
Когда же его ласкал Платон, то тот ощущал себя в подчинённом, более зависимом положении, просто котёнком, соответственно так и ведя себя.
Соня же просто не могла жить без внимания хозяина, просясь к нему в комнату, а там на его руки, никогда не оставляющие белянку без ласк.
В выходные в гости к Кочетам заехала Настя. Пока Ксения отсчитывала дозу таблеток заболевшему Кеше, Платон обратился к сестре:
– «Насть! Пока Ксюха занята, у меня к тебе один вопрос: Летом…».
Но Настя, увидев стоящий ближе к её телу её же судок, сразу отстранилась от брата, взглянув на Ксению:
– «Ну, как? Вам понравилось моё заливное?!» – совсем забыла она про старшего в семье.
Тот посмотрел на идиотку, и вышел прочь. Больше желания общаться с сестрой у него не возникало.
Понедельник, 7 декабря, начался бесснежным морозцем. Но в обед пошёл снег. Сначала редкий, вялый, потом более густой, целенаправленный.
После обеда Платон прогулялся по Покровскому бульвару, вверх – вниз.
На его глазах земля под ногами из сухой, каменистой, постепенно стала превращаться в светло-серую, а потом и в белёсую.
Чуть морозный воздух был чист и свеж. Засидевшийся в помещениях писатель вдыхал его полной грудью. Настроение сытого мужчины стало подниматься. На обратном пути в одиночестве он даже тихо запел что-то.
На полпути к работе ему повстречался, то ли тоже гуляющий, то ли возвращающийся из столовой на работу, «Шурик».
Вскоре голова пенсионера чуть закружилась, то ли от красивой погоды, то ли от внезапно его охватившей радости, то ли от перепада давления?
Купив булочку с маком в угловом магазине «У Яузских ворот», на работу он вернулся отдохнувшим и радостным.
Тут же, смутившаяся своей же информации, Надежда Сергеевна действительно обрадовала его:
– «Пришёл заказ на тридцать коробок!».
– «Щас сделаю!» – неожиданно быстро и безропотно согласился подчинённый, ещё в пятницу приглашённый ею в институт на день рождения их общей начальницы.
– «Щас не надо!» – ответила она ему больше благодарным взглядом, чем добрым, успокаивающим словом.
Ещё более радостный Платон прошёл к себе пить чай.
Надо же, как всё хорошо складывается! Теперь мне не надо искать причины, чтобы не ездить с коллегами в Институт на день рождения Ольги Михайловны и Елены Георгиевны! Теперь я буду «гнать план»! – про себя радовался он.
Платон давно дал себе зарок в этот раз пропустить совмещённый день рождения своих, высокопоставленных над ним, ровесниц.
Несмотря на метание им стихотворного бисера перед ними год назад, в надежде получить ответное внимание, те не только не приехали на его, с Надеждиным днём рождения совмещенный, юбилей, но даже не удосужились поздравить их хотя бы по телефону и извиниться за отсутствие возможности приехать, послав вместо себя сотрудников рангом пониже.
Таких экивоков Платон чужим людям никогда не прощал.
Поэтому он с наслаждением разделался с чаем и сразу приступил к работе, успев к четырём, утром сделанным коробкам, добавить ещё две.
– «Платон! Поехали! Собирайся!» – услышал он мобилизующий на отъезд, призывный клич начальницы.
Ой! А я думал, что она мне намекала, чтобы я не ездил?! – удивился он про себя, тут же сообразив, что ответить вслух входящей к нему:
– «Надь! Я думаю не ехать! Во-первых, мне к врачу сегодня! Что же я только на полчаса приеду? Да и пить я не буду!» – начал, было, он приводить аргументы.
– «А-а! Да-а! Тебе же пить нельзя!».
– «Да не в этом дело! Просто перед врачом неудобно! Я лучше начну клеить – больше пользы будет! Мы ведь с тобой прошлый раз вдвоём ездили, а теперь других очередь!» – закончил он решающим аргументом.