Грянул розовый телефон у Сашки на шее.

Она впервые слышала его звонок. «Жили у бабуси два веселых гуся». Громко, резко, пронзительно.

Мама замолчала. Недоуменно посмотрела на Сашку:

— Ну, ответь… Что с тобой?

Все уже случилось. Все случилось. Придерживаясь рукой за угол конторки, Сашка поднесла телефон к уху:

— Алло.

— Саша! Саша, это Валентин!

В кричащем голосе был ужас.

— Мама там? У тебя? Я не могу ей дозвониться!

— Здесь, — сказала Сашка. Вернее, попыталась сказать.

— Алло! Ты слышишь?

— Да. Она здесь.

— Дай ей трубку!

Мертвыми пальцами Сашка сняла с шеи розовый шнурок. Отдала трубку маме.

— Алло, Валя? У меня разрядился… Что… Что?!

Сашка вцепилась двумя руками в конторку.

— Их было девять! Одну я съела еще вчера… Да… Господи, как же ты мог… девять, сосчитай, должно быть девять таблеток…

Мама задохнулась. Ее лицо стало белым в свете заката за окном. Сашка зажмурилась.

— Девять, — выдохнула мама. — Ты сосчитал? Девять… Точно. Да, ее я приняла, совершено точно! Их было девять. Ты уверен? О Господи…

Мама перевела дыхание. Глубокий вдох — выдох. И еще. Валентин что-то говорил в трубке, быстро, захлебываясь.

— Успокойся, — сказала мама наконец. — Я сейчас выезжаю… Успокойся, ведь все обошлось. «Скорой» так и объяснишь… Нам урок обоим… Это я ее оставила… Не думала, что он дотянется до полки… Ну все, все обошлось, жди, я буду утром… Я тебя люблю.

Розовый телефон упал на кровать. Мама села рядом и обмякла, как весенний сугроб:

— Малой добрался до коробки со снотворным. Они такие яркие, знаешь, таблетки… И стал их выковыривать, одна за другой. И в рот потащил, но тут Валя заметил… Он не знал, сколько их было, сразу вызвал «Скорую»… Но малой не успел. Просто не успел. Счастье… Я уезжаю, Саша, прямо сейчас.

* * *

Сашка купила билет в купейный вагон.

Отказалась брать у мамы деньги.

Они купили сосисок в станционном буфете, две порции салата из капусты и пару горячих душистых пирожков. Мама еще два раза звонила домой — с Сашкиного телефона. Валечка чувствовал себя отлично, «Скорая» выбранила отца за халатность и подтвердила, что ребенок здоров. «Отделались легким испугом, переходящим в медвежью болезнь», — пытался шутить Валентин.

Сашка с мамой выбрались из здания вокзала, вышли на перрон и уселись на скамейке. Ночь стояла теплая с прохладным ветерком, с запахом травы и влаги — осенняя и одновременно летняя ночь.

— Как же ты вернешься домой? Так поздно?

— Здесь полно машин ездят туда-сюда, — сказала Сашка как можно увереннее.

— Наверное, дорого…

— Да ничего, нормально. Не волнуйся за меня, я уже большая!

И Сашка попыталась улыбнуться.

Ее трясло, и она пыталась скрыть дрожь. Страх не желал отступать; все обошлось, твердила мама через каждые десять минут, но телефон был здесь, на шее, и на дисплее медленно поворачивался стилизованный глобус.

Страх, нависший над миром. «Невозможно ведь жить в мире, где вы есть! — Невозможно жить в мире, где меня нет… Хотя смириться со мной трудно, я понимаю».

Звенели сверчки.

Прокатил товарняк, заглушая все на свете, но, как только грохот стих — сверчки зазвучали снова.

— Ты была права, — сказала мама. — Я им нужна… Ты как воду смотрела. «Мало ли что может без тебя случиться»…

Сашка потупилась:

— Получилось, будто я накликала.

— Ерунда.

— Но ведь все обошлось? — Сашка нервно потрогала телефон на шее.

— Все обошлось.

До поезда оставалось сорок минут. Мама говорила короткими повествовательными предложениями:

— Очень милый город. Я не ожидала, он такой древний. Странно, что никто толком не знает о Торпе. Хотя здесь есть экскурсионное бюро. Я видела, здесь есть бюро, в киоске продаются видовые фотографии…

Пришла электричка. Открыла двери; вышли женщины с большими клетчатыми сумками, вошел старичок с зачехленной косой. Электричка тронулась и растаяла в темноте.

Переключился семафор.

В темноте обозначились три ярких фонаря — поезд подходил к станции.

— Мамочка, — шепотом сказала Сашка. — Не оставляй их надолго. Вообще, не оставляй их одних. Будь с ними, я не пропаду. Я… приеду на каникулы.

Поезд остановился. Заскрежетали замки, одна за другой открылись двери, проводники вышли на перрон, отгоняя вглубь любопытных пассажиров:

— Пять минут стоянка! Только пять минут, не выходите с детьми! Не уходите далеко!

Дядечка в спортивных штанах и в майке огляделся, глубоко вдохнул полной грудью, пробормотал «Какой воздух!» и тут же закурил.

Мама протянула билет толстой проводнице в форменном костюме. Та кивнула:

— Проходите… Пятнадцатое место.

Сашка вошла вместе с мамой. На минуту окунулась в запах, в жизнь, в неприкаянность вагона — только на этот раз поезд был чужой, проходящий, этот призрачный быт сейчас понесется дальше, а Сашка останется…

Они снова вышли на перрон. Остановились, будто не зная, что еще сказать.

— Через минуту отправляемся, — поторопила проводница. — Займите места.

Тогда Сашка обхватила мамину шею, как в детстве:

— Мамочка, я тебя очень-очень люблю.

Проклятый розовый телефон, очутившись между ними, впился Сашке в грудь.

— Поезд отправляется! Эй, заходите в вагон!

Они не разнимали рук. Не могли разжать.

— Женщина! Поезд уходит!

— Я тебя люблю, — шептала Сашка, захлебываясь слезами. — Я тебя люблю… До свидания!

Поезд тронулся. Сашка побежала рядом, маша рукой, и ей очень долго удавалось не отставать. Мама махала рукой из открытого окна в коридоре, Сашка видела ее развевающиеся на ветру волосы… Поезд шел все быстрее, Сашка поднажала, мама, сильно высунувшись из окна, махала ей и махала, и крикнула: «До свидания!»

Но тут закончился перрон.

Окна уходящего поезда слились — вместе с лицами. Оборвался грохот, сменился удаляющимся шумом. Сашка провожала поезд глазами, пока не погасли последние огни.

Тогда она подошла, переступая гудящими ногами, и села на рельсы.

* * *

— Саша?

Высоко в небе светила луна. Над Сашкой стоял Фарит Коженников.

— Поздно. Завтра занятия. Идем?