— Алло! Мамочка! Ты меня слышишь?

— Привет, Сашхен… Как хорошо, что ты позвонила…

Далекий голос. Нарочитая бодрость, даже беспечность.

— Как малой?

— Все хорошо. Немножко кашляет… Мы летом пытались его закалять, но как-то неудачно… То одно мешает, то другое… А так все нормально. Хотим переклеить обои в твоей комнате. А то прямо позорище, а не обои. Может быть, выйду на работу, на полставки… Не сейчас, конечно, через полгодика… Соскучилась по работе… Можно няньку нанять почасово…

Мама говорила легко, и не слова, а тон ее должны были уверить Сашку в полнейшем спокойствии, стабильности, мягком отчуждении. Сашка представила, как мама стоит с трубкой над плитой, помешивает молочную кашу в кастрюльке, и улыбается, и говорит, говорит…

Сашка прикрыла глаза. Телефонная трубка нагрелась, приняв тепло ее щеки. Дрожит мембрана, превращая голос в поток колебаний. От трубки идет витой провод… Слова тянутся дальше, и Сашка за ними — из дома в железную коробку коммутатора, дальше по проводам, в замерзшую землю, под полями и сугробами, под корнями и бетонными плитами, дальше, дальше; Сашке казалось, что она протянула руку очень далеко, вытянулась так, что вот-вот сведет судорогой.

Мама не стояла над плитой. Она сидела в кресле, прикрыв глаза, вцепившись левой рукой в подлокотник. Судорожно стиснув пальцы, будто от боли, но Сашка, присвоившая маму в этот момент, знала, что боли нет.

Перехватило горло. И у мамы — и одновременно у Сашки, и в трубках с обеих сторон сделалось тихо-тихо.

— Мамочка… У меня все тоже хорошо, я учусь нормально, кормят хорошо…

Перекатывались, как пустые горошины, ничего не значащие слова — туда-сюда по проводам. Хорошо. Хорошо. Шорох, шов, капюшон; Сашка была собеседницами на разных концах провода. Она говорила сама с собой, и, как это часто бывает, сама себе не верила.

— Мама!!!

Крик прокатился по телефонному кабелю — под замершими речушками. Под заснеженными полями. Отозвался в пластмассовой трубке:

— Санечка? Что с тобой?

Вот они, слова истинной Речи. Эйдосы, смыслы. Надо изъявить: «Ты ни в чем не виновата, сбрось с себя груз, живи и будь счастлива»…

Но если сказать это по-человечески, вслух — получится ужасно. Получится вздор и вранье. И ничего не изменится — будет только хуже.

— Мамочка… Поцелуй за меня малого, все хорошо…

— Ага. Пока, Сашхен, до свидания…

Короткие гудки.

* * *

— Время — понятие грамматическое, это ясно или надо объяснять?

— Ясно.

— Прежде, чем начинать манипуляцию со временем, следует поставить якорь. «Сейчас-тогда». В графическом изображении это выглядит вот так… Поплавок с двумя полюсами — красным и белым… Не спешите, Саша! Мы опережаем программу, нам некуда…

— Я знаю. Я чувствую. Сейчас.

— Хорошо… Якорь перейдет в состояние «тогда», как только вы измените грамматическую конструкцию. Кроме основного вектора — прошлое-будущее — вы должны учитывать общую продолжительность действия, периодичность действия, завершенность или незавершенность действия, отношение начала и конца действия к точке «сейчас»… Положите ручку, Саша! Не надо торопиться! Это сложнейшее упражнение, на третьем курсе его мало кто решается выполнять!

— Я готова.

— Вижу… Ладно. Возьмем половину грамматического такта, полшага назад… Сосредоточьтесь. Время — понятие грамматическое, это ясно или надо объяснять?

— Ясно.

— Прежде, чем начинать манипуляцию со временем, следует поставить якорь. «Сейчас-тогда». В графическом изображении это выглядит вот так… Поплавок с двумя полюсами — красным и белым. Не спешите, Саша!

— Николай Валерьевич, это уже было. Если мы сейчас не перестроим конструкцию обратно на минуту вперед… то есть на полтакта вперед, мы так и будем ходить по кругу!

— Повторенье — мать ученья… Спокойно, Саша. Спокойно. Обратная перестройка чуть сложнее, поплавок меняет цвета… Сейчас-тогда… Осознайте.

— Я поняла! Я… попробую… Это было, длилось, повторялось, закончилось… закончилось. Сейчас.

— Браво! Хотите еще раз попробовать?

— Да.

— Начинайте… Время — понятие грамматическое, это ясно или надо объяснять?

* * *

Она уходила на берег реки. Лепила шарик из снега, согревала его голыми ладонями, чтобы не рассыпался. Бросала вертикально вверх. И так раз за разом. Дворнику, убиравшему снег на улице Луговой, казалось, наверное, что девушка откровенно бездельничает, пропуская занятия.

Вот снежок оторвался от ладони. Поднялся в зенит, завис на мгновение. Полетел вниз, но не упал. Снова оказался в зените. Полетел вниз. Из «есть» переместился в «был», закольцевался в «бывал», и Сашкино сердце повторяло раз за разом один и тот же удар.

Дворник, остановившись на перекур, смотрел, как девушка подбрасывает снежный шарик. Дым от сигареты неподвижно завис в воздухе, мерцая, как экран телевизора.

— Сейчас, — Сашка не сказала это и не подумала. Сашка сделала это — вернув себя в прежнее грамматическое время, к точке «тогда», где был установлен якорь.

Снежок упал и утонул в сугробе. На краю Луговой улицы загорелся фонарь. Быстро темнело. Сашкины руки, красные, замерзшие, горели огнем.

Два глаза нужны человеку, чтобы точно определять расстояние до предметов. Две точки зрения, образующие угол. Так говорил на занятии Портнов; ваша проекция на ближайшее будущее и ваша проекция на ближайшее прошлое посажены ближе, чем глаза на лице, но они придают устойчивость вашему личному времени. «Был» и «буду» — две опоры, две ноги, при ходьбе вы можете переносить центр тяжести чуть вперед или чуть назад…

Сашка побежала по снегу — то опережая себя на мгновение, то отставая. Я была! Я буду! Белыми искрами вспыхивал снег; Сашкина тень сделалась короткой и упала под ноги, потом уползла вперед и все удлинялась по мере того, как Сашка удалялась от фонаря.

Дворник смотрел ей вслед.

* * *

— Язык созидания не знает грамматического времени. В нем существует одно только наклонение — повелительное. Первая производная от созидания использует сослагательное наклонение. Вторая производная — повествование.

— Но имя существует во времени?

— Да. Реализованное имя становится процессом.

— Если имя — процесс, то как соотносятся имена и глаголы?

— Вы в школе физику учили? Может быть, помните, что такое волна и частица?

— Ну… в принципе.

— Невежество… Есть движение и статика. Действие и предмет. Скорость, масса и длина волны. Имена — кирпичи созидания. Глагол — побуждение строить, воля в чистом виде. Импульс. Концентрированное действие. Глагол может вытащить имя из небытия, а может погрузить обратно одним повелением. Все глаголы, каких я знал, были эгоцентричны, самовлюбленны и нацелены на успех… на созидание любой ценой.