лекарство, согревает кожу, у женщин улучшает цвет лица, нельзя осуждать того, кто ест рыбу». После этого случая они полюбили друг друга ещё крепче.

Вообще-то эта тема правда необычна. Я много думал о ней, поэтому вполне мог сказать во сне «иваси». Знаешь, милая, твоя настырность меня раздражает. Больше ни на какие твои вопросы я отвечать не стану.

Кэйга задумалась. Если этот человек действительно торговец сельдью, откуда он может так разбираться в поэзии! Нет, конечно, он — настоящий Уцуномия, просто он первый раз в столице, впервые во дворце, думает, что всё, что говорится вокруг, — очень важно. А когда что-то такое есть в мыслях, бывает, правда, и во сне их выскажешь. Объяснив себе всё, таким образом, Кэйга поверила ему, и они по-настоящему полюбили друг друга, и дали друг другу клятву: так быть вместе навеки, чтоб нам в небесах птиц четой неразлучной летать, так быть вместе навеки, чтоб нам на земле раздвоенною веткой расти.

Потом они рассказали обо всём Нами. Глубокое понимание поэзии было причиной того, что Гэндзи-обезьяна не только сумел избежать позора, но познал истинный смысл безграничной любви, да ещё приобрёл репутацию мудреца. Кстати, Конфуций говорил: «Те сокровища, что хранятся на складах, могут сгнить, зато те, что в нас, — вечны»[528]. Об этом стоит поразмыслить.

Потом Гэндзи-обезьяна открыл Кэйге своё настоящее имя, и что он — торговец сельдью. Но ведь любви хотят и знатные, и простые люди. Все дают эту лучшую в мире клятву. Гэндзи-обезьяна и Кэйга вместе отправились на берег Акоги, их богатство умножалось, потомки процветали. Причина тому — их взаимная искренняя любовь, и ещё — глубокое знание поэзии.

Ещё и ещё раз, помните: поэзия — вот то, что действительно стоит изучать!

ИСОДЗАКИ

Исодзаки [529]

Жизнь есть сон во сне. Кому доведётся дожить до ста лет? Всё есть ничто. Зачем же желать долгой жизни? Хотя сосна и живёт тысячу лет, но, в конце концов, засыхает, а цветок китайской розы — гибискуса — в цвету всего один день. Недолга красота цветов сакуры и осенних листьев клёна, их жизнь — между двумя порывами ветра. Близкого человека ни о чём не надо спрашивать, следует просто воспринимать его горе, как своё собственное несчастье. Ненависть и ревность постыдны.

Итак, у подножия горы Никко в провинции Симоцукэ[530] жил самурай по имени Исодзаки. Во времена Ёритомо[531] он, вопреки ожиданиям, год или два не мог получить своё владение. Из-за этого он жил в Камакуре[532]. Его оставшаяся дома жена помогала ему, как могла. Однажды она продала зеркало, нашила одежд и послала ему. Возможно, благодаря тому, что она и днём и ночью молила богов их Рода и будд сделать так, чтобы на сей раз он получил владение, вскоре он успешно закончил все дела и вернулся в Симоцукэ. Ох уж это изменчивое мужское сердце! Он вернулся с другой женщиной, за окружавшим его усадьбу рвом построил ей дом, назвал его «новым домом», и поселил её там.

Старая жена днём и ночью злилась и жаловалась: «Это гадко!

Так ему помогала, пока он был в Камакуре, и всё зря! Он ведёт себя жестоко!» Исодзаки же в ответ сказал так: «Не я один такой, такое случается и со знатными людьми, и с простыми. Об этом и в старых повестях рассказывается. Вот, например, господин Гэндзи. Как много говорится о том, как сильно он любил Мурасаки! Но вскоре после того, как умерла Кирицубо, о чём он ведёт ночную беседу в главе „Дерево-метла“? А в главе „Вечерний лик“ не думает ли он о росе на цветке Югао? В „Празднике алых листьев“ так силён аромат глицинии-Фудзицубо! Ему был внятен и стрёкот цикады-Уцусэми. Разве о будущей жизни он думает, держа ветку сакаки в главе „Священное дерево сакаки“? А „Сад, где опадают цветы“? Он ведь отдал своё сердце Ханатирусато. Оказавшись в скитаниях в Сума, не приплывает ли он в бухту Акаси? А как он печалится в главе „У прибрежных буйков“![533] Или вот ещё говорят, что Аривара-но Нарихира любил три тысячи семьсот тридцать четыре женщины[534]. Со временем меняется тело и облик человека, вот и сердце его даёт слабину. Все уже предрешено, прости меня. Эта женщина из Камакуры вызвала у меня глубокое чувство, я не мог её оставить, поэтому взял с собой. Она меня полюбила, когда я был растерян и не знал, что мне делать. Так что оставить её, когда я получил владение, было бы не по-мужски. Знаешь, в каком-то сочинении сказано: „Друга, которого приобрёл в бедности, не позабудешь. Жену, на которой женился в бедности, из дома не прогонишь“. Ещё я слышал такое: „Не бросай женщины и её родителей, если женился в бедности“. Вспомни про охваченную ревностью дочь Ки-но Арицунэ, которая раз за разом кипятила воду в чайничке на своей раскалённой груди[535].

Ты так ко мне жесток,

Что чайник на огонь груди

Я стану ставить.

Чтобы посмотреть:

Вскипит вода или нет?

Пусть она и сложила так, теперь это всего лишь сон. Чтобы там ни было, просто прости меня».

Говоря так, Исодзаки гладил руку старой жены, но в её сердце уже поселилась ревность, и для других чувств места там не осталось. Она постоянно думала: «Вот бы хоть одним глазком взглянуть, какое лицо у этой камакурской женщины, вытянутое или круглое?»

Однажды, когда муж