отъехал по делам в Камакуру, в их дом пришёл с приветствием руководитель остановившейся неподалёку труппы саругаку[536] по имени Кураити. Жена встретила его со словами:

— Мой муж уехал в Камакуру. Он должен скоро вернуться. Побудьте здесь немного.

После того как она угостила его вином, он ушёл.

Вскоре она послала человека к Кураити с просьбой. «Хозяйка хочет проучить ребёнка. Пожалуйста, одолжите маску страшного чёрта, костюм и парик», — сказал он.

Кураити подумал: «Не пристало женщине одалживать такие вещи!» Хотя он так и подумал, но сказать «нет» не смог, поэтому одолжил ей всё, о чём она просила.

Вечером того же дня жена переоделась, напялила парик, взяла палку[537] и тайком вышла из дома. Она приблизилась к дому любовницы Исодзаки, потихоньку открыла ворота и оказалась во дворе. Некоторое время она пребывала в нерешительности. Было так тихо — будто никого рядом и нет, но вот настала тёмная ночь, она украдкой заглянула в окно. Там сидела девушка лет семнадцати-восемнадцати. Её чёрные, длинные, как крылья зимородка, волосы чуть спутались; едва видимые сквозь пряди волос подведённые брови были красивы, алое косодэ ниспадало с плеч. При мерцающем свете лампы девушка рассматривала книгу, распространяя аромат восхитительных духов, черты её лица были необыкновенно красивыми. «Она не уступит ветвям ивы, цветам вишни, запаху цветов сливы на заставе Киёми в горах Мубасутэ. Она превосходит жену ханьского императора У-ди, Ян Гуйфэй или госпожу Ли. Увидев её, даже человек бесчувственный потеряет душевный покой, полюбит и будет к ней стремиться. Мне стыдно себя с ней сравнить, я уже старая женщина, полжизни прожила, мои чёрные волосы выцвели, я — мать, рожавшая детей». Но тут её как ударило: «Разве когда он брал меня в жёны, он не говорил, что я красавица? Ненавижу! Бессердечный!» Она не отрываясь смотрела на любовницу. В это время та позвала свою кормилицу Кирицубо:

— Мне этой ночью так одиноко, как никогда раньше, только о господине и думаю. Ах, скорей бы он вернулся! Так сиротливо просыпаться на заре одной, — сказала она и прочла:

Горный фазан

Отделился от облаков,

Растаял вдали.

Моё сердце неотделимо от тебя

Вовеки.

Знаешь, наверное, господин скоро вернётся. И снова его первая жена начнёт меня проклинать. Я переживаю сильнее, чем раньше, и боюсь чего-то. Что это, Кирицубо, отчего так? Нынешней ночью мне так одиноко, только о господине и думаю.

— Господин вернётся уже совсем скоро. И тогда ещё больше, чем раньше, тебя нежить станет, — ответила Кирицубо.

Первая жена, услышав это, ещё больше рассердилась. «Ну, погоди! Сейчас я тебе покажу!» Она подпрыгнула, разодрала сёдзи, которые их разделяли, и, словно одержимая, вскочила в дом. Любовница от страха закричала, ведь перед ней было лицо дьявола, ей такого видеть не приходилось, только рассказы слышала. Сказать, что ей было страшно, значит ничего не сказать. Присутствие духа совсем оставило её, она совсем ослабела, и тогда первая жена стала её бить, приговаривая: «Что, страшно? Убью!»

Ужасное несчастье: такая молодая женщина, и вдруг её убили.

«Ну вот, я отплатила за обиду! А где Кирицубо?» — стала искать служанку первая жена. «Ужас! Здесь дьявол!» — закричала Кирицубо и убежала.

Вот про это будда и говорил: «Смотришь — вроде бы бодхисаттва, а на самом деле у него душа дьявола». Это означает, что внешность красивая и вправду сравнима с бодхисаттвой, а вот душа — хуже, чем у дьявола. Сайгё тоже говорит в своих стихах об извращённом женском сердце.

Если в этом мире

Женское сердце

Станет искренним,

То рога у коровы

Станут прямее линейки[538].

Что ж, в этом стихотворении есть смысл.

И не думаешь,

Что в беду попадёшь,

Но, как горный пик,

Людское несчастье

Передо мною встаёт[539].

Годы и месяцы её ожесточение накапливалась, и она превратилась в дьявола. И вот она готова убить. Вот злость. Вот низость[540].

Но ведь и будду тоже родила обыкновенная