– Ясно. Вам еще надо всему научиться. Следуйте за мной.

Он повел меня в вольер, где без умолку тараторили попугаи.

– Маленькая «а»?! – крикнул монах.

Десять попугаев выпалили хором:

– Маленькая буква «а» образуется из маленькой «с», буквы-основы, и маленькой «i», также буквы-основы…

Странный экзамен продолжался. Попугаи без устали перечисляли «буквы-основы» и буквы, которые таковыми не являются. Короче говоря, я был просто очарован, но главное – посрамлен.

Вдруг монах спросил:

– Какой корень у заглавной буквы «Q»?

– Большая «О», буква-основа, – выпалил я.

– Большая «О», которая не является буквой-основой, – поправила одна из птиц.

После нескольких подобных вопросов, каждый из которых закончился для меня позорным провалом, мы добрались до буквы «t».

– Она образуется из маленькой вертикальной черточки, пересеченной вверху горизонтальным штрихом, – уверенно произнес я.

Белый попугай, который с важным видом очищал розовую редиску, уставился на нас своим круглым глазом и произнес:

– Маленькая буква «t» образуется из маленькой «i», буквы-основы. Будучи продолженной вверх, она пересекается на уровне точки поперечной черточкой.

Совершенно сконфуженный, я посчитал уместным переменить тему разговора.

– Почему одни попугаи прикреплены к жердочке цепочкой, а другие свободны? – спросил я у монаха.

– Попугаи с цепочкой на лапке – вы могли обратить внимание на их задумчивый вид – ждут, когда их отнесут во дворы, где отдыхают на переменках наши дети: там со своих жердочек они обрушат на них все, чему научились. Таким образом, без конца повторяемые, наши уроки в конце концов доходят до мальчишек и усваиваются даже тугодумами. Что до попугаев, занимающихся воздушной акробатикой, то это молодые особи, которые еще не прошли курс обучения. Но, развлекаясь, они продолжают учиться в школе у своих старших собратьев до тех пор, пока приобретенные знания не дадут им право на цепочку и на жердочку репетитора.

Молодой попугай, выполнявший фигуры высшего пилотажа, неожиданно прокричал:

– Маленькая «о», буква-основа…

– …которая не является буквой-основой… – поправил старый попугай; он подлетел к шалопаю и клюнул его в голову.

– Честное слово, – сказал я монаху, желая также пополнить свои знания, – если когда-нибудь у вас окажется лишним один из этих преподавателей…

Но монах резко оборвал меня:

– Нам их не хватает, мсье! Во-первых, попугаев у нас просят родители, чтобы с их помощью заставить учиться своих отстающих детей. Кроме того, мы являемся официально признанными поставщиками для миссионеров. Специально для них мы готовим инструкторов, бесценных помощников.

– А всегда ли эти заместители хранят верность должности? Неужели они никогда не пытаются улететь?

– Да, время от времени некоторые птицы улетают, не в силах воспротивиться зову леса. Но и там тоже они могут принести немалую пользу. Так, один из наших монахов, попав в руки к каннибалам, которые хотели его изжарить на костре, вдруг услышал голос попугая, который бормотал, сидя на дереве: «Маленькая „а“, буква-основа… маленькая „а“, буква-основа…» – «Она не является буквой-основой!» – машинально поправил пленник, высунув голову из чана, где его мариновали, прежде чем зажарить… Между монахом и птицей завязался диалог. Восхищенные каннибалы пали ниц перед своим пленником и стали умолять его обучить их языку попугаев. Так один из наших братьев был спасен от смерти на вертеле!

– Но сколько еще существует стран, куда не ступала нога миссионера! – в свою очередь заметил я. – Почему бы не использовать попугаев там, ведь они смогли бы быстро обучить своих сородичей? Так мало-помалу все воспользовались бы плодами просвещения…

Лицо моего собеседника просияло.

– Великолепная мысль! Я доложу о ней нашему монаху-исповеднику!

Мне вспомнилось поразительное описание конца света, принадлежащее перу поэта Леона Дьеркса: последние уцелевшие жители земли, возвращающейся к состоянию хаоса; тут и там порхают попугаи, изрекающие в пространство слова, которым они научились у своих хозяев: «Любовь! Слава! Честь! Свобода! Равенство! Братство!» Я лично полагаю, что попугаи чернокожих монахов заменили бы эти отжившие истины истинами вечными: «Маленькая „а“, не являющаяся буквой-основой, маленькая „с“, буква-основа…»

Жарри слушал меня с явным интересом.

– Ваш рассказ о попугаях кажется мне довольно правдоподобным, – заметил он. – Но не будем забывать, что наш альманах, обращающийся к широкой публике, должен содержать лишь тень правдоподобия. Роль инструкторов вместо попугаев у нас выполнят маленькие негры, которые будут выскакивать из табакерки.

«Альманах папаши Юбю» вышел без указания фамилии владельца типографии: в последний момент он испугался наших дерзких выходок. Его примеру последовали все сотрудники альманаха, как авторы текста, так и иллюстраторы. Я не мог ожидать, что издание, от которого отреклись еще до того, как оно вышло в свет, будет иметь коммерческий успех. Чтобы привлечь покупателей, я пустил альманах в продажу как издание букинистическое.

Тираж в тысячу экземпляров стоил мне тысячу франков. Я назначил цену в один франк. Но только магазин Фламмариона на бульваре Итальянцев рискнул «окончательно» взять пять экземпляров. Другие книготорговцы не решились приобрести альманах даже «с условием».

Я подумал, что столь пренебрежительное отношение к нашему альманаху объясняется его дешевизной, и потому смело удвоил цену. Но желающих купить издание за два франка оказалось не больше, чем тех, что готовы были потратить один франк.

Вынужден признать, что «Альманах папаши Юбю», задуманный в атмосфере Подвала, появившийся в момент всеобщего смятения, действительно представлял интерес только для его авторов.

Когда тираж был отпечатан, весь он, за исключением нескольких экземпляров, которые я заказал для себя, остался у владельца типографии.

Как-то раз, спустя много времени, ко мне зашел один книготорговец и спросил, сколько у меня сохранилось экземпляров «Альманаха папаши Юбю».

– Что-то около девятисот.

– Я покупаю все по цене восемь франков за штуку.

Я бросился к владельцу типографии. Но оказалось, что он куда-то переехал, не оставив адреса. После долгих поисков мне удалось разыскать его бывшего служащего, от которого я узнал, что владелец типографии умер.

– У него находилось мое издание, дожидавшееся вывоза, – сказал я.

– Я помню только одну несброшюрованную книгу некоего папаши Юбю… что-то совершенно идиотское… Чтобы избежать расходов на ее хранение, книгу пустили под нож…

Оборона Парижа. – Воина и бюрократия. – Живопись в почете