– Загадочное высказывание.

– Зато разумное.

– Так вам ведь обо мне уже многое известно.

– Ага, значит, если по справедливости, то… Видите ли, я – морской офицер, а вы – опасный незнакомец.

– Звучит многообещающе.

– Вот и я так думаю, – улыбнулась она. – Но дело в том, что я – морской офицер, а вы – драйщик помойной вахты. Вас еще и человеком-то назвать нельзя. – Она, сложив из пальцев рамку, навела руки на него, присмотрелась. – Так, какое-то смутное пятнышко на горизонте.

– Что ж… – сказал он и, будто межеумок, повторил: – Что ж…

– И что же вам так любопытно?

– Мне? Любопытно?

– Ну, в жизни на корабле.

– А… Да, любопытно… Я тут немного освоился и… А как же… то есть почему… Ну, хотелось бы понять…

– Где песни и пляски на реях, бочонки пива на палубе, пьянство и прочий разврат от зари до зари?

– В общем-то, да, вот где все это? Все-таки не военный корабль.

– Дракеша – бывший офицер военного флота. Сиринийского. Вспоминать она об этом не любит, но теперь даже свой говор скрывать перестала.

«Ах вот оно что!» – сообразил Жан. Сириния – далекая островная империя к востоку от Джерема и Джереша; ее независимые темнокожие обитатели по праву гордились своим флотом. Похоже, родословная Дракеши уходит корнями в далекое прошлое, к древним мореплавателям – современникам Теринского престола.

– Сириния… – сказал он. – Это многое объясняет. Но если прошлое – деньги, как же мне теперь с вами расплачиваться?

– Ну, за эти сведения Дракеша денег не попросит, – улыбнулась Эзри. – Хотя, конечно, рассказ о ее прошлом стоит груды серебра.

– Значит, она на корабле свои порядки силой установила? Те, что ей привычны?

– Нет, мы сами к ее порядкам приноровились… – Лейтенант Дельмастро знаком велела Жану не отвлекаться от работы, и он с удвоенным старанием замахал кистью. – Капитаны кораблей в Медном море находятся на особом положении – и в плавании, и на берегу. Обычно в Порт-Транжире они на совет собираются. Но на каждом корабле… понимаете, на каждом корабле свои законы. На одних кораблях капитанов выбирают, на других – назначают лишь тогда, когда за оружие берутся. А Дракеше мы подчиняемся по своей воле, потому… потому что знаем – лучше Дракеши не найти. И потом, всем известно, что у сиринийцев не забалуешь.

– Поэтому вы несете вахты, как на военном корабле, пьете с оглядкой, будто затюканные мужья-подкаблучники, и вообще ведете себя примерно?

– А вам это не по нраву?

– Еще как по нраву! Просто я совсем другого ожидал.

– Ну, допустим, сравнить нас с военным кораблем может только тот, кто на флоте не служил. На «Ядовитой орхидее» почти вся команда с военных кораблей, нам тут привольно живется. А порядок мы поддерживаем не только по привычке, но и потому, что на других пиратских кораблях бывали, видели, как неконопаченые щели в корпусе расходятся, такелаж ветшает, рангоут в негодность приходит, помпы и лебедки ржавеют… Пока бездельники дрыхнут без задних ног, корабль под ними рассыпается.

– Значит, вы – пираты благоразумные и предусмотрительные?

– Ага. Понимаете, в море без благоразумия не выжить, оно губит безрассудных. Все офицеры «Ядовитой орхидеи» дают священный обет… Наш корабль может погибнуть только в сражении или по воле богов, но не из-за лени, дырявых парусов или гнилых канатов. – Эзри с наслаждением потянулась. – И не из-за небрежной покраски. Ну-ка, живо, еще один слой!

Офицеры «Ядовитой орхидеи»… Чтобы отвлечься от мыслей об Эзри, Жан задумался о командном составе корабля. Во-первых, Дракеша… На палубе она появлялась тогда, когда считала это нужным, иногда полдня проводила на шканцах и не пропускала никаких мало-мальски значительных происшествий. Во-вторых, Эзри… Нет, об Эзри лучше не думать – пока.

Кто еще? Штурман Молчун и его помощники-рулевые. Иногда, в тихую погоду, Дракеша могла ненадолго доверить штурвал кому-нибудь из простых матросов, но любые маневры поручались только Молчуну и его людям. Гийом, баталер «Ядовитой орхидеи», занятый сейчас оценкой «Красного гонца», пользовался не меньшим уважением, равно как и Треганна, лекарь, впрочем Треганна явно считала себя равной лишь тем, кому поклоняются в храмах или, на худой конец, в святилищах. Дракеша, разумеется, занимала роскошную капитанскую каюту на корме, а ее четыре офицера располагались в крошечных каморках, отделенных от тамбура парусиновыми переборками.

Следующими по старшинству были корабельный плотник, парусных дел мастер, кок и боцман, которым время от времени, по мере надобности, позволялось распоряжаться матросами. Вдобавок в подчинении Эзри было два доверенных моряка – для удобства Жан решил называть их помощниками лейтенанта, хотя сама Эзри именовала их начальниками вахты: Утгар командовал Синим отрядом, а Назрина – Красным (с ней Жан пока не встречался, потому что она осталась на борту «Красного гонца»). В отсутствие лейтенанта Дельмастро все ее полномочия переходили к Утгару и Назрине.

Судя по всему, самую тяжелую и грязную работу, не требовавшую особых умений, драйщикам помойной вахты поручали именно для того, чтобы они освоились, познакомились с командой, а также накрепко затвердили корабельные порядки.

После шторма и захвата «Красного гонца» установилась прекрасная погода. Дул легкий северо-восточный ветер, по небу то и дело проносились облака, непостоянные, как танцовщицы в таверне, мерно волнующаяся морская гладь сверкала сапфировыми гранями. Днем жарко палило солнце, по ночам в кубрике на полубаке было душно, но Жан, привыкший к изнурительному труду, этого уже не замечал. А еще он загорел дочерна, цветом кожи почти сравнявшись с Паоло и Козеттой. Постоянное пребывание на свежем воздухе пошло на пользу и Локку: он покрылся загаром, зарос бородой, мускулы налились силой и почти болезненная худоба сменилась жилистой подтянутостью. Опрометчиво хвастаясь своей ловкостью, Локк, невысокий и гибкий, заработал постоянное назначение «на пропитку» и теперь каждое утро обмазывал прогорклым бурым жиром обе мачты сверху донизу.

Кормили их по-прежнему вечером, в конце долгого дня; еды, хоть и однообразной, хватало с лихвой, и теперь к ней полагалась полная кружка пива. Честно говоря, хотя в этом он не признался бы даже самому себе, Жана вполне устраивала и такая жизнь, и сознание того, что корабль в надежных руках; после тяжелой работы можно было спокойно отдохнуть, не зная никаких забот, – не надо было ни притворяться, ни изворачиваться в поисках выхода, ни молить богов о спасении. И все бы хорошо, да только неумолимый судовой журнал постоянно напоминал о беге дней – тех самых дней, что неуклонно уменьшали срок действия противоядия. А как бы было здорово, если бы время тянулось вечно – и можно было бы невозбранно предаваться мечтам о лейтенанте Дельмастро!

Увы, и Жан, и Локк мрачно отсчитывали дни.

2

В восемнадцатый день месяца фесталя Плешивый Мазукка взбунтовался.