отец. Он режет даже чёрное железо, но его остроты хватит на то, чтобы разрубить цепи лишь одного человека. Используй его с умом.

Юрген поднялся.

– Госпожа…

Он хотел отказаться от подарка и сказать, что у него на севере считалось: дарить ножи – это дурная примета, нужно обязательно откупиться. Но Кетева отшагнула от него. Колыхнулись её волосы и одежды.

– Спрячь, – приказала она снова, и Юрген уже не смог ослушаться. Он засунул кинжал под рубашку, подоткнул под пояс.

Вовремя – двери распахнулись.

На пороге появился господин Грацек, и он был чёрен от гнева.

Воздух вокруг накалился. Юргена объял жар.

– Ты, – выплюнул Грацек. – Как ты смеешь?!

Посмотришь на него и не скажешь, что этот чародей готов исполнять законы Драга Ложи. Кажется – убил бы на месте; Юрген захотел отойти, но нутро скрутило, а на лбу выступила испарина.

Он попытался сказать хоть что-нибудь, но в горло будто влили раскалённый металл. Юрген сжал шею пальцами, и вместо слов у него вышло горячее сипение.

– Это я позвала его. – Голос Кетевы донёсся как сквозь подушку. – Я хотела говорить с ним.

Мгновение, и внутренности перестало печь.

Юрген жадно вдохнул похолодевший воздух. Согнулся в три погибели, опёрся о мраморный бортик.

– Ты? – переспросил Грацек.

Кетева скрестила руки на груди. Шагнула к отцу.

– Да. – Она приподняла брови и улыбнулась. – Мне было любопытно.

Грацек перевёл растерянный взгляд с неё на Юргена.

– С чего бы? – буркнул он.

Кетева мягко рассмеялась. Она подошла к отцу и легонько погладила его руку – от плеча до локтя.

– Вот так. – Снова отступила на шаг. – Не сердись.

– Могла бы предупредить, – насупился Грацек, и это прозвучало обиженно. – А то я несусь к тебе, злющий, как бес…

Юрген счёл бы это трогательным, если бы его глаза не выкатывались от жара пару мгновений назад. Но Грацек рядом с Кетевой совсем размяк – пусть и косился на Юргена из-под грозно сведённых бровей. Он будто бы сильнее ссутулился и заговорил с угрюмой заботой.

Да, подумал Юрген. Наверное, это невыносимо – осознавать, что твой родной человек превратился в сосуд для изломанного будущего, откуда любой, если пожелает, сумеет вытащить ниточку. И она уже не просто твоя дочь, а дева с фресок в кумирнях, и в глазах у неё – сусальное золото. И смотрит она не на тебя, а сквозь.

Кетева повела подбородком.

– Ты можешь идти, – сказала она Юргену и успокаивающе кивнула.

Юрген едва успел распрямиться.

– Спасибо. – Он выдохнул. – Доброй ночи.

Прижимая руку к животу – к месту, где таился кинжал, – он проковылял под тяжёлым взглядом Грацека. Грацек не остановил его, и Юрген вывалился в коридор; сразу стало легче дышать.

Он возвращался, перебирая имена, как чётки, и не верил, что думал о них всерьёз. Хранко, Бойя, Чарна, Якоб. Ольжана, Ратмила. Снова – Чеслав. Юрген спускался по винтовым лестницам, и мимо снова пестрели галереи, скульптуры и стрельчатые окна, в которых зажигался рассвет, но теперь Юрген ни от кого не таился. Он шёл, опять вспоминая других учеников Йовара, – как когда-то рассказывал Чарне.

Был Валда, и он превращался в ужа. Пятро – в быка. Стась – в короеда, и его потом зарезали в пьяной драке…

Что, думал Юрген, если за беззащитной овцой стоял добрый пастух, и вместе они – один и тот же волк? Кто-то могущественный, кто чужими руками создал Сущность из Стоегоста, и теперь пожалел об этом? А что, если Юрген совсем не так истолковал слова Кетевы и сейчас вёл себя по ложному следу?..

Хранко. Бойя. Чарна. Якоб. Ольжана. Ратмила. Чеслав.

Юрген шатался, как пьяный, и у него раскалывалась голова.

Кетева сказала: волки всегда ближе, чем кажутся. Этим же вечером Юрген сравнивал себя с пастушьим псом – что ему делать, есть волк окажется в стаде, которое он вознамерился защищать? Как ему его вычислить?

Хранко – Бойя – Чарна – Якоб…

Рассветное солнце окрашивало галерею в туманно-алый. Обжигающие полосы – на каменном полу. Казалось, что всё вокруг кружилось и шло рябью, как вода под пальцами Кетевы.

Я глупый пёс, хотел сказать Юрген. Я глупый, и я ничего не понимаю.

Небеса, как бы ему набраться ума?..

3. Шестой ученик Нимхе

По стенам пещеры скользили тени. Чёрные, игриво-шебутные – в пятнах света.

Казалось, что наблюдаешь за чьим-то бесшумным праздником. Тени растекались и становились похожи на весёлых танцующих людей. Они касались друг друга локтями и смеялись, а за их спинами взметались тёмные языки костров.

Чеслав сидел напротив, в проходе пещеры. Подземелья Нимхе напоминали термитник или улей – многочисленные залы-соты и лабиринты ходов. Царство огромных пауков и вечного полумрака – здесь не было никого, кроме Чеслава и самой Нимхе, обездвиженной в главном зале. Ну, может, ещё кроме чудовищ, которых создавал Чеслав, перенимая знания Нимхе. Поначалу он шил их, сидя у её ног – под бдительным вниманием. Потом его предоставили самому себе, разрешили показываться лишь время от времени, и теперь он плёл чары где-то в её бесконечных пещерах – похожих на ту, где он был сейчас. Чудовища у него выходили причудливыми и по-ученически косыми – Чеслав совершенно их не боялся.

Ему казалось, что теперь он не боялся ничего.

Он сидел, прижимаясь плечом к холодной стене. Игра теней – как на ярмарочном представлении – увлекала и заставляла поверить, что и его окружали люди. Чеслав легонько двинул пальцами, и тени замелькали перед ним ещё быстрее, как в хороводе.

Тут Чеслав заметил, что на его костяшках запеклись чёрные следы от чар. Он вытер руку о штанину.

Ну конечно. Чары. То, чем он занимался сутки напролёт, – читал, неловко выделывал колдовские лоскуты и пытался сшить их между собой. В его груди будто зияла дыра, которую было нечем заполнить, кроме колдовства. Да и, в конце концов, что ему ещё оставалось делать? Нимхе для этого его и спасла.

Огонь задорно прыснул искрами. Чеслав сделал жест, и тени на стене стали приглушённее.

Нимхе говорила: то, что привело его сюда, – это череда случайностей, за которые он должен быть благодарен. Йовар мог размозжить ему голову, но предпочёл выкинуть его в реку – груду бездыханного мяса. И в реке его учуяла Нимхе.

Она сказала, что у Чеслава уже не билось сердце. Жизнь в нём едва теплилась, и Нимхе поймала его за пару мгновений до смерти –