Вид целого и невредимого сторожа немного успокоил Готлиба.

— Вижу. И чего тебе? — спросил он.

— Тут воевода хочет войти со срочным делом, — доложил мечник.

Готлиб снова забеспокоился: Харальд хотя и груб, но понапрасну беспокоить его не будет.

— Пусть входит, — сказал Готлиб.

Харальд быстро вошел. Он был в полном воинском облачении, в доспехах и мечом на поясе. Весь его облик навевал тревогу.

Почувствовав на спине озноб, Готлиб потянул на себя меховое одеяло.

— Конунг, — заговорил Харальд прямо с порога, — у меня плохие новости.

Готлиб кивнул на лавку и, пытаясь скрыть тревогу, насмешливым тоном проговорил:

— Дружище, с того момента, как мы вошли в этот проклятый город, у тебя все время плохие новости. Так что присаживайся, дружище, на лавку и рассказывай, что там у тебя случилось.

Харальд на лавку не сел, а, прислонившись задом к подоконнику, сообщил:

— Мы недавно посылали Трюгви на разведку к Кореле. Чуть позже три наших корабля ушли на север моря, чтобы собрать с местного населения дань. Полчаса назад корабли вернулись, но их осталось только два, — местные жители дани не дали и ушли в лес. Пока наши воины гонялись за ними, дикари перебили сторожей и угнали один корабль.

Готлиб вскочил и, метнувшись по комнате, яростно закричал:

— Выпороть сторожей! А деревню сжечь!

Харальд пожал плечами и проговорил:

— Сторожей убили, так что пороть некого. А деревню... там одни землянки, гореть нечему.

Готлиб остановился перед воеводой и спросил:

— Кто был начальником отряда?

— Эрик Лысый. Но это не имеет значения, — сказал Харальд.

— Почему — не имеет значения? — удивленно спросил Готлиб.

— Потому что на обратном пути он видел обломки «Духа моря», а также словенских стругов, — сказал Харальд.

— Отряд Трюгви разбит? — ужаснулся Готлиб.

— Не знаю, — признался Харальд, — но пока ни один из его кораблей не вернулся.

— Если бы он остался жив, то уже пришел бы, — мрачно констатировал Готлиб.

— Или его бы встретил Эрик, — сказал Харальд.

Готлиб подошел к столу, налил из кувшина вина в чарку и залпом выпил.

Харальд продолжил:

— Пропал также корабль, который мы посылали по реке в погоню за убийцами сторожей на причале.

Готлиб вернулся к постели, взял валявшиеся на полу штаны и стоя начал надевать. Он молча пыхтел с минуту, штанины путались, наконец, потеряв терпение, швырнул штаны в угол и заговорил:

— С дикарями может быть только один разговор — плетка и меч. Здесь мы повесили непослушных, и в городе стало тихо.

Пока мы не пройдем по этим землям с огнем и мечом, порядка не будет.

— Хорошая мысль, — проговорил Харальд и подумал, что конунг немного путает: в городе стало тише, но от этого он стал напоминать тучу, готовую в любой момент разразиться громом и молниями.

Готлиб брызнул слюной и взвизгнул:

— Убивать, убивать и убивать местных дикарей! Чем больше, тем лучше. Только жестокость и железная воля может привести этих дикарей в повиновение.

Харальд прошел в угол, поднял брошенные конунгом штаны, подал их Готлибу и предложил:

— Позволь, конунг, помочь тебе одеться.

Готлиб тяжело сел в постель, отчего та жалобно скрипнула.

— Не надо! — отрывисто бросил он. — Служанка сейчас придет.

Харальд положил штаны конунга на постель и рассудительно проговорил:

— Ты прав, конунг если мы собираемся здесь остаться, то лучше местное население истребить...

— Всех до единого! Всех! крикнул Готлиб.

— Или обратить в рабов... — продолжил Харальд.

— Я им уже дал возможность спасти свои жизни, но они не хотят покориться. Мне непослушные рабы не нужны!

— Но пока к нам не придет помощь из Дании, мы ничего сделать не сможем — наших сил просто не хватает, тем более, что мы за небольшое время потеряли несколько военных стругов и самых лучших воинов, — сказал Харальд.

— Наши послы весной приведут из Дании самых жестоких головорезов, — сказал Готлиб.

— Такие в этих краях как раз и нужны, — сказал Харальд. — Но только...

— Что — «только»? — вспылил Готлиб.

— Только, если наши посланцы дойдут до Дании, — сказал Харальд.

— Почему они не дойдут? Это хорошие воины, — сказал Готлиб и почувствовал холодок под сердцем.

— Воины они хорошие, да только, если словены ходят по морю и уничтожают наши отряды... они разгромили отряд Трюгви... то... — начал Харальд, но, видя набухающее гневом лицо конунга, замялся.

— Ну — говори?! — сказал Готлиб.

— То они могли уничтожить корабль с посольством в Данию, — наконец выдавил страшные слова Харальд.

Готлиб окаменел, по лицу побежали цвета всех оттенков.

— Тогда это будет катастрофа! Без подкрепления из Дании нам среди враждебного населения не удержаться, — сказал Харальд.

— Проклятье! — крикнул Готлиб, схватил сапог и в ярости швырнул им в Харальда.

Харальд, зная конунга, подобное ожидал, поэтому легко уклонился от сапога, и тот ударился о стену и упал на пол.

— Успокойся, конунг, пока не все так страшно. До весны мы в этом городе точно досидим, а там видно будет, — сказал Харальд нарочито спокойным голосом и поднял сапог.

Готлиб схватил кувшин с вином и стал его пить прямо из горлышка. Было видно, как жадно ходит его кадык. Слышалось бульканье в горле. Вино выплескивалось ручьями на лицо и грудь.

Он, наверно, выпил половину кувшина, когда вернул его на стол. Но теперь он был спокоен.

— Надо послать новое посольство, — сказал Готлиб, вытирая ладонью капли вина со щек.

— У нас и так мало людей, а это еще больше ослабит наши силы, — предостерег Харальд, ставя сапог рядом с кроватью.

— Если мы не получим помощь из Дании, десяток воинов все равно не будет иметь для нас значения, — сказал Готлиб и решительно приказал: — Посылай, как можно скорее нового посла.

— Твоя воля будет исполнена, конунг, — проговорил Харальд.

— Завтра отправляй! — приказал Готлиб.

Разговор был окончен.

В дверь заглянула служанка, обычно одевавшая конунга, но, заметив, что конунг занят разговором с Харальдом и, судя по красным лицам, этот разговор не был приятным, она скрылась опять за дверью: кому хочется попадать под горячую руку?

Готлибу пора было одеваться, но Харальд уходить не спешил.