— Вовремя! — подтвердил Ратиша и громко объявил: — Теперь мы можем идти домой.

Нево-озеро осенью опаснее поднятого из берлоги медведя. В любой момент может налететь буря и разбить в щепки любое крепкое судно, не то что покалеченный струг, на котором Гостомысл пытался вернуться в Корелу.

Остаток дня и всю ночь никто на судне не сомкнул глаз.

Ратиша сидел у рулевого весла. Гостомысл стоял на носу в дозоре.

Остальные без отдыха гребли веслами.

Когда не гребли, вычерпывали воду из корабля, — вода просачивалась сквозь ткань, и таким образом вода в ладье постоянно держалась на уровне колена. От усталости к утру на судне никто не стоял на ногах.

Но, видно, боги благоволили к Гостомыслу и его дружине: сильной бури ночью не случилось и корабль не утонул.

А как только в небе загорелась заря, Ратиша увидел на западе скользящее по воде что-то розовое, напоминающее плавник большой рыбы.

— Князь, парус на западе! — подал он сигнал.

Все обратили свой взор на запад.

Гостомысл подошел на корму.

— Вижу корабль, — сказал Ратиша.

Гостомысл вгляделся в горизонт, затем пробормотал:

— Там действительно судно, и их два. Кто бы это мог быть?

Ратиша предположил.

— Может, из Корелы выслали помощь?

Гостомысл покачал головой и сказал:

— Стоуму не было приказано высылать нам навстречу корабли, и даже, если бы он выслал, то был бы один корабль.

— Но ведь до Корелы недалеко. Хотя... Хотя мы находимся где-то посредине Нево-озера. Тут кто угодно может быть, — проговорил Ратиша.

— Нет. Тут могут быть только даны! — сказал Гостомысл.

— Думаешь, они послали за нами погоню? — спросил Ратиша и почувствовал на сердце холодок.

— Если они узнали, что мы разбили их отряд, то должны были послать, — сказал Гостомысл.

Ратиша бросил обеспокоенный взгляд на приближающиеся корабли.

На корму пришел Девятко с вопросом:

— Князь, что будем делать?

Гостомысл окинул его удивленным взглядом: Девятко всегда отличался нарядным видом, а сейчас он был испачкан и измят. Лицо — словно у испуганного суслика.

— Как что делать? Будем драться! — твердо проговорил Гостомысл.

В глазах Девятко метнулась паника.

— Но нас мало! Нас перебьют. Лучше будет сдаться, — сказал он.

— Нет! — сказал Гостомысл.

— Но нас перебьют в одно мгновение, — сказал Дсвятко.

— Зато погибнем с честью, — сказал Гостомысл и с подозрением уставился на Девятко. — Боярин, а ты почему здесь? Почему оставил свое место за веслом?

— Я боярин... — гордо сказал Девятко.

Гостомысл перебил Девятко:

— Мы все воины. Поэтому иди к своему веслу и греби. А случится сеча, бейся изо всех сил.

Девятко, что-то бормоча себе под нос, ушел, и Гостомысл и Ратиша проводили его долгим взглядом.

— Им надо и в самом деле перед боем дать отдохнуть. Иначе будут, как вареные куры — меч не осилят поднять, — заметил Ратиша.

— Да, — согласился Гостомысл и громко отдал приказ: — Прекратить грести! Весла из воды! Всем готовиться к бою!

Послышался деревянный стук, — гребцы втянули весла в струг.

Гостомысл обратился к ним с короткой речью:

— Друзья, слушайте меня!

Все подобрались ближе к князю.

— Мы находимся в открытом море; наше судно разбито; мы починили его, хотя и не имели надежды доплыть до Корелы, ставшей нам родным домом; но теперь нам грозит новая опасность — нас догоняют даны. Нас мало, но мужайтесь, потому что лучше умереть с честью, чем отдаться в руки врагу, — сказал Гостомысл.

— Умрем с честью! Веди нас, князь, на битву! — послышались нестройные голоса.

Неизвестные ладьи уже были довольно близко, но пока разобрать знамена на мачтах было невозможно.

— Приготовить луки и стрелы! — отдал приказ Гостомысл.

Воины взяли луки и направили их в сторону приближающихся ладей.

Разумеется, два боевых судна, когда намереваются напасть, заходят с бортов, чтобы распылить силы обороняющихся.

Эти суда также еще издали наметились зайти с бортов корабля Гостомысла, что свидетельствовало об их враждебных намерениях.

Взгляд Гостомысла случайно упал на мачту своего корабля и он возмущенно воскликнул:

А где наше знамя?

Ратиша схватил знамя, лежавшее рядом с ним в сухом месте, сунул сверток за пазуху и, подбежав к мачте, полез к ее верхушке.

Добравшись до верхушки мачты, он привязал концы знамени к мачете, расправил его, и над полуразрушенным судном распростерся стяг цвета утреннего солнца.

С верхушки мачты он первым разглядел на мачтах атакующих ладей знакомые знамена.

— Эге-гей! Это варяги-солевары! — радостно закричал Ратиша и, держась ногами за мачту, замахал руками.

У варягов основные торговые пути были проложены на юг, к грекам. Но иногда их суда появлялись в Нево-озере: в Кореле они обменивали соль на меха. Ходили купцы солеваров и в северные моря. Хотя нужных товаров у викингов почти не было. Кроме, пожалуй, главной ценности — золота, которое викинги добывали во время своих походов. Им и расплачивались викинги за меха и продовольствие.

Хотя варяги и были словенами, и признавали верховенство словенского князя, и платили ему дань, однако народ в их торговых дружинах собирался лихой, запросто могли и своего ограбить, поэтому Гостомысл не стал расслабляться.

Вскоре варяги подошли ближе, и с их ладей приветственно замахали руками.

Гостомысл приказал опустить луки. Еще через некоторое время ладьи остановились на расстоянии полусотни шагов от струга.

На ближней ладье у борта появились люди в богатой одежде.

— Чьи вы? — приложив руки ко рту, крикнул один из них.

— Я словенский князь Гостомысл! — гордо ответил Гостомысл.

На варяжском судне несколько замешкались, затем оттуда послышалось:

— У словен князь — Буревой.

— Я сын князя Буревого. Мой отец умер, и теперь я князь, — сказал Гостомысл.

На варяжском судне зашептались.

Но через непродолжительное время с ладьи спустили лодку. В нее сели несколько человек с оружием и в доспехах, и лодка направилась к стругу.

Подойдя на десяток шагов к стругу, лодка остановилась.

Один из людей встал и спросил: