вся его добыча ускользнула». Аналогичная судьба постигла другое упоминание о Сталине, который «не только разгромил на фронтах своего врага, но и обманул союзников». Авторским правкам также подверглись названия глав: «Советское оскорбление» было заменено на «Советские подозрения», а «Советская ловушка» – на «Усиление трений с Россией». Авторский подход проявился и в частных замечаниях. Например, в отказе упомянуть Сталина при описании очередного болезненного раунда обсуждений Польского вопроса. Черчилль использовал обезличенную форму, заметив, что ему «приходилось иметь дело с политиками из Кремля, руководимыми расчетами, а не эмоциями». «Я не хочу совершать никаких поступков, которые могут ухудшить существующее положение», – объяснил он Денису Келли внесенные исправления{412}.

Помимо премьерства за время подготовки шестого тома к изданию в жизни Черчилля произошло еще одно знаковое событие, благоприятно сказавшееся на тираже. В октябре 1953 года стало известно о присуждении нашему герою Нобелевской премии… по литературе – за «высокое мастерство исторических и биографических описаний, а также за блестящее ораторское искусство, с помощью которого отстаивались высшие человеческие ценности». Наряду с Редьярдом Киплингом (1907)[43], Бернардом Шоу (1925), Джоном Голсуорси (1932), Томасом Элиотом (1948) и Бертраном Расселом (1950) Черчилль стал шестым британцем и единственным в мире политиком, удостоившимся столь высокой награды в столь творческой номинации. Среди номинантов в 1953 году также обсуждалась кандидатура Эрнеста Хемингуэя (1899–1961), но его вклад в литературу будет отмечен только в следующем году. Имя Черчилля неоднократно упоминалось в связи с Нобелевским комитетом, но само присуждение вызвало у общественности вопросы в адекватности подобного решения. Согласно завещанию Альфреда Нобеля (1833–1896), премия по литературе присуждается за создание наиболее значительного литературного произведения идеалистической[44] направленности. При этом под «литературным» понимается произведение не только художественного жанра, что формально делает выбор британского политика правомерным, хотя тот факт, что на момент присуждения он занимал пост премьер-министра, бросал политическую тень на весь эпизод. Впредь Шведская академия возьмет за правило не допускать рассмотрения даже на предварительном отборе претендентов-литераторов, занимающих государственные посты.

Сам Черчилль спокойно воспринял новости из Стокгольма. В день обнародования информации о награждении он написал письмо супруге, в котором помимо рассказа о дальнейших планах, а также неизменного признания в любви, статусу нобеляра уделена всего одна строчка: «Все решено насчет Нобелевской премии. Двенадцать тысяч и сто фунтов, не облагаемых налогом. Неплохо!» По словам личного секретаря Монтагю Брауна, Черчилль хотел получить Премию мира и, узнав, что его отметили в другой номинации, немного расстроился. На торжественную церемонию награждения в Стокгольмском концертном зале, которая состоялась, как обычно, в годовщину смерти Нобеля – 10 декабря, Черчилль не поехал, предпочтя ей участие в международной конференции в Бермудах. Обычно, если лауреат не может присутствовать на церемонии награждения, его представляет посол. Но в этот раз было сделано исключение. Золотую медаль получила Клементина, которая и прочитала Нобелевскую речь с упоминанием «внушающего ужас вопроса: не имеем ли мы дело с явлениями, которые выходят за рамки нашего контроля»{413}.

Шестой том завершил монументальный труд, который стал самым большим (более 2 млн слов) и самым популярным в литературном наследии автора. Своей гексалогией Черчилль установил рекорд, став не только единственным политиком, который занимал в двух мировых войнах руководящие посты и о каждой из них написал объемные исторические сочинения, но и войдя в историю единственным главой правительства, который столь подробно изложил свою точку зрения на достопамятные события. В определенной степени в написании «Второй мировой войны» также состояло «скрытое благословение» выборов 1945 года, о котором говорила Клементина. Продолжи ее супруг руководство правительством – и у него скорее всего не нашлось бы ни времени, ни сил на создание столь грандиозного сочинения.

Не останавливаясь на достигнутом, а также следуя опыту работы над «Речной войной» и «Мировым кризисом», в 1956 году Черчилль начал готовить однотомное издание своего труда. Основную работу по сокращению текста выполнил Келли, сам же автор сосредоточился на написании эпилога, в котором рассматривались основные события, произошедшие на международной сцене за период с 1945 по 1957 год, и который стал лебединой песней нашего героя. Новая книга – «Мемуары о Второй мировой войне» – вышла в феврале 1959 года. Эпилог посвящен союзу с США с напоминанием, что «основной темой моей политической жизни было продолжение особых англо-американских отношений»; объединению Европы с авторскими рассуждениями об общеевропейской армии и франко-германском союзе; а также противостоянию Запада и СССР. Замечая, что «я всегда относился к храброму русскому народу с огромным уважением», Черчилль не смог отказаться от своего неприятия коммунизма, в очередной раз описывая свои страхи и возмущения, когда «кажется, что после всей длительной агонии и усилий мировой войны половина Европы сменила одного деспота на другого»{414}.

Помимо частных особенностей отдельных томов «Второй мировой войны» есть общие закономерности, которые характерны для всего произведения в целом. Черчилль всегда был знаменит выдающимся воображением и любовью к научно-техническим новинкам. Вспомнить хотя бы его увлечение авиацией, активность в создании танка и многочисленные инновационные проекты в годы войны. Привычный образ страстного новатора будет неполным, если не учесть, что после ужасов Первой мировой войны, порожденных научно-техническим прогрессом, в мировоззрении Черчилля начали активно появляться ростки консерватизма. Они окрепли при написании автобиографии «Мои ранние годы» и получили дальнейшее развитие в военные годы, когда наш герой стал призывать своих подчиненных, чтобы «обширные планы построения нового мира не отвлекали от сохранения того, что осталось от старого». В марте 1943 года во время выступления по радио он заявил, что «не всякая мудрость есть новая мудрость, а посему, если мы хотим успешно справиться с проблемами будущего, мы обязаны изучать прошлое». В подтверждение своей мысли он приведет «глубокомысленную сентенцию» Дизраэли, что «народы управляются силой или по привычке». В том числе из-за набирающих силу консервативных тенденций Черчилль не смог распознать потенциал атомного оружия, и его близким помощникам и экспертам пришлось затратить много усилий, чтобы склонить стареющего политика к поддержке перспективных исследований. Тема консерватизма находит отражение и в рассматриваемом сочинении, когда в первом томе Черчилль назвал изобретение двигателя внутреннего сгорания и получившее распространение летное искусство «злосчастными открытиями, сделанными незрелой цивилизацией». В дальнейшем консерватизм не замедлил перерасти в трагизм, с признанием, что бравая маршировка по плацу технологий привела к «периоду такого материального разрушения и упадка морали, какие в прежние века нельзя было даже и представить»{415}.

Трансформация взглядов Черчилля, этого истого защитника парламентаризма, наблюдалась также в переосмыслении эффективности демократических институтов. На страницах своего произведения он недружелюбно отзывался о демократии, упоминая ее «трескотню и разноголосицу» и ставя под сомнение сам принцип подобной формы правления, когда судьбу выборов определяет большинство. Во-первых, подобные правила, когда карьера политика зависит от мнения избирателя, искажают приоритеты избираемого и занимающего ответственный пост лица в процессе принятия решений с концентрацией усилий на достижении временного успеха вместо отстаивания и защиты долговременных интересов. В этой связи Черчилль осуждает победителей Первой мировой войны за их стремление «жить сегодняшним днем, без уверенности в будущем, от одних выборов до других», а также порицает современных политиков, «стремящихся лишь к популярности и успеху у электората вне зависимости от соблюдения жизненно важных государственных интересов». Во-вторых, по мнению Черчилля, масса неспособна принять правильное решение, поскольку когда заходит речь о выборах, то страна становится заложником либо «пребывающего в неведении, дезинформированного большинства», либо – «сбитого с толку, недовольного, смущенного, обескураженного, поверхностно судящего обо всем» общественного мнения. В отличие от кормчего, указывающего путь, население