я больше всего ненавижу зависеть от чьей-либо милости или находиться в чьей-либо власти, будь то Гитлер или Эттли», – заявил он во время одного из заседаний парламента в ноябре 1947 года. За месяц до этого на съезде Консервативной партии он возмущался, что «наша жизнь все больше и больше регламентируется и регулируется тысячами правил, за соблюдением которых неусыпно следит огромная армия чиновников». По его словам, «всеми возможными способами создается и совершенствуется аппарат тоталитарного управления, охватывающий все сферы жизни британского общества». В представлении Черчилля, лейбористское правительство избрало эффективную тактику, используя «трудности в качестве предлога для введения еще большего количества ограничений и дальнейшего роста бюрократии». Сначала «правительство совершает ошибки, которые приводят к ухудшению ситуации», затем оно «требует новых полномочий для ее исправления». В результате лейбористы «все ближе подходят к реализации идеи всесильного государства, в котором человеку отводится роль беззащитного раба, пешки»{397}.

Наблюдая за последовательной критикой Черчилля в отношении лейбористского правительства, возникает ощущение, что он надел на себя мантию отвергнутого пророка 1930-х годов, осуждающего политику умиротворения Болдуина и Чемберлена. Но Эттли отличался от своих предшественников. Да и ситуация была совершенно иной. К тому же недостаток выступлений лидера тори сводился к тому, что изобличая просчеты и недочеты оппонентов, он не предлагал конкретных шагов по исправлению ситуации. В этом отношении, как и любой оппозиционер, Черчилль находился в выигрышном положении. Не неся ответственности за происходящее, ему оставалось только наблюдать, критиковать и ждать, когда его противники оступятся и в очередной раз дадут возможность народу выбрать свое будущее. Такой момент настал в феврале 1950 года, на который пришлись роспуск парламента и назначение новых всеобщих выборов.

В родном Вудфорде Черчилль одержал убедительную победу, получив 37 239 голосов против 18 740 у ближайшего оппонента. Но привести партию к успеху ему на этот раз не удалось. Несмотря на тяжелое экономическое положение, лейбористы смогли удержать штурвал в своих руках. Правда, заплатив за это большую цену с сохранением всего 315 мандатов против 298 у тори и сокращением абсолютного большинства до шатких шести мест. Улучшение позиций консерваторов было налицо, но в политике важен результат, а не динамика. Сокрушительное поражение в 1945-м и неспособность взять реванш в течение следующих пяти лет были вескими аргументами против продолжения черчиллевского руководства тори. Одновременно с отсутствием достижений против нашего героя выступал также возраст. В ноябре Черчилль отметил 75-летний юбилей. Страна знала только трех государственных деятелей, которые занимали пост премьер-министра в этом возрасте и позже[39]. Несмотря на все эти неблагоприятные факторы, Черчилль не собирался уходить, веря, что его звездный час еще настанет. «Я знаю, что стану премьер-министром снова, я знаю это», – признался он секретарю.

Чутье не подвело старого бульдога. Спустя всего 20 месяцев после выборов 1950 года на Туманном Альбионе вновь открылись избирательные участки. В очередной раз Черчилль не оставил шансов конкурентам в Вудфорде, получив 40 938 голосов против 24 081 у оставшихся трех претендентов. Личный успех совпал с достижением партии, получившей 321 место против 295 у лейбористов. Клементина советовала супругу сойти с дистанции и передать тяжкое бремя лидерства более молодым и активным коллегам. Однако узнав, что ее благоверный впервые за 50 лет в политике смог добиться желаемого и стал избранным премьер-министром, она смирилась. «Надеюсь, Уинстон будет полезным для страны, – сказала она. – Это будет тяжелая работа, но он обладает страстным темпераментом и готов к ней»{398}.

«Вторая мировая война»

Формирование внешней политики Великобритании и обеспечение победы Консервативной партии на выборах были не единственными проявлениями активности Черчилля в первые послевоенные годы. Когда в одном из интервью репортер льстиво сказал: «История поместит вас среди великих личностей», политик остроумно ответил: «Это зависит от того, кто будет писать историю»{399}. Изучение биографии 1-го герцога Мальборо лишний раз убедило нашего героя, что восприятие в будущем твоих прошлых поступков во многом зависит от того, что и как ты сам расскажешь о них в настоящем. Если проявишь лень и не расскажешь сам, за тебя это сделают другие, представив на суд общественности версии, которые могут очернить и разочаровать. Так и произошло. Не успели высохнуть чернила на Акте о безоговорочной капитуляции, как некоторые авторы стали готовить свои дневники и воспоминания к печати. Так, в декабре 1945 года в Saturday Evening Post началась публикация фрагментов мемуаров адъютанта Эйзенхауэра капитана Гарри Батчера (1901–1985) «Мои три года с Эйзенхауэром», в апреле 1946-го вышла книга профессионального репортера подполковника Ральфа Ингерсолла (1900–1985) «Совершенно секретно», а в октябре – воспоминания сына президента США Элиота Рузвельта (1910–1990) «Его глазами». Во всех этих работах решения британского премьера подверглись критике.

Учитывая появившиеся публикации, а также богатый литературный опыт нашего героя, решение о написании собственных мемуаров было предсказуемо. Однако Черчилль не спешил садиться за письменный стол. И тому было несколько причин. Первая – налоги. Литературное творчество всегда было для Черчилля не только средством самовыражения, но и заработка. В соответствии с действующим на тот момент законодательством его литературная деятельность попадала под сложную систему налогообложения с отчислением в казну 19 шиллингов и 6 пенсов[40] с каждого заработанного фунта, то есть 97,5 % дохода. По этой причине публикуя сборники своих военных речей, Черчилль обращался к услугам редакторов – сначала к своему сыну, затем к редактору Sunday Dispatch Чарльзу Иду – имя которых и значилось на обложке. Такой же вариант рассматривался и с мемуарами, но так и не был принят. Адвокаты предложили более эффективный способ с созданием фонда и передачей ему бумаг Черчилля. Фонд мог продать эти бумаги издателям, которые в свою очередь нанимали экс-премьера для написания на их основе исторического произведения. В этом случае автор должен был заплатить только подоходный налог с контракта, не идущий ни в какое сравнение с теми суммами, которые получал фонд за продажу документов. Литературный фонд был создан 31 июля 1946 года. Его попечителями стали Клементина Черчилль, Брендан Брекен и профессор Фредерик Линдеман, имевшие право распоряжаться документами, а также передавать все доходы от его деятельности детям и внукам автора.

Вторая проблема была связана с ограничениями в использовании официальных документов. Согласно принятым правительством Черчилля правилам (23 мая 1945 года), уходя в отставку, министры могли взять с собой все государственные бумаги, составленные ими лично, но их цитирование и обнародование без разрешения правительства запрещалось. Таким образом, Черчилль с его 68 томами документов, собранными секретарями и посвященными каждому месяцу войны, а также 600 массивными папками, оставшимися на хранении в подвале здания секретариата кабмина, оказался в заложниках нового премьер-министра Эттли и секретаря кабинета Эдуарда Бриджеса. В мае 1946 года был подготовлен проект новой редакции правил, разрешавший цитирование правительственных бумаг «только в исключительных случаях». Не дожидаясь утверждения этой редакции, Черчилль провел предметную беседу с Бриджесом, а также направил развернутое послание Эттли, в котором сообщил о своей поддержке изменений, считая при этом целесообразным предоставить исключительные права лицам, занимавшим должность премьер-министра. Аргументируя свою позицию, он объяснял, что, неся основную ответственность за принимаемые решения, они должны иметь возможность «объяснять и защищать» свои поступки после отставки. Сославшись на недружелюбные публикации Батчера и Ингерсолла, в качестве вишенки на торте Черчилль добавил, что использование документов с демонстрацией, как и почему принимались решения, «определенно вызовет симпатии к нашей стране». Через несколько месяцев Черчилль развил последний тезис, сказав Бриджесу, что планирует написать