Иэнель, как особа, наделенная определенными полномочиями, а также как принцесса, обязанная помогать королю подавать награды и расточать улыбки, с трудом несла свое почетное бремя. Голова кружилась от усталости, а айны всё шли и шли. Воины, политики, представители интеллигенции, военачальники, граждане…

Мельком взглянув на ее бледные щеки, Эндвид сжалился и вручил награды всем представителям дайонара самолично. Потом Ламерт подносил медали, перстни, подвески и даже книги. Иэнель с любопытством вытянула шею. Как и предполагала, книги получил Рейз — отец Шаона.

— А сейчас, последнюю, но самую важную награду, получит тот, без чьего непосредственного участия этого мира никогда бы не случилось…

Иэнель немного напряглась. Кто еще мог сделать больше, чем ее покойный муж? Неужели отец посмеет обесценить то, что Урмэд создавал ценой собственной жизни. Она так же заметила, что дайонарцы настороженно зашевелились, а кое кто даже начал поглядывать в ее сторону.

— Тот, кто больше всех рисковал своей жизнью, кто не побоялся кинуть вызов всей существующий системе, как в Дайонаре, так и у нас. Кто кропотливо, в течении многих вёсен вел два народа навстречу дружбе и сотрудничеству…

У Иэнель мурашки побежали по спине.

— Тот, кто является моим другом, соратником и так уж случилось, почти что сыном. Пусть не по праву родства, а по велению сердца…

Эндвид сделал многозначительную паузу и зал замер в томительном ожидании.

— Я с радостью представляю вам прямого и законного наследника Озерного Леса, Тайрена Рейорена из рода Элиасов. Да свершится предсказание и Озерный Лес вновь обретет своего правителя!

В зале, скованном напряженным молчанием тонко и отчаянно охнул недавно вышедший на свободу Офлейф, а через мгновение взорвался аплодисментами и восторженными криками.

Иэнель увидела в конце зала высокую фигуру мужчины. Светловолосого, одетого в серебристо-зеленые одежды. Он уверенно шел по бесконечной синей ковровой дорожке и Иэнель с трепетом, надеждой и смущением узнавала любимые черты лица. Шрам и ожог были на месте, только лицо немного изменилось. Длинные — до середины спины — волосы были прижаты тонким серебряным обручем — символом верховных лордов Айданара.

Всё это время Тайрен находился в небольшой комнатке за шторой и прекрасно видел всё и всех. Он неотрывно следил за Иэнель, отмечая разительные перемены в ней. Спокойный, уверенный, твердый взгляд женщины, познавшей тяжелое бремя власти. Но чуть округлившийся живот и грустная улыбка делали ее мягче, загадочнее и от этого еще более желанней. Когда Ламерт рассказал ему о беременности Иэнель, Тайрен думал, что сойдет с ума от свалившегося на него счастья.

Отчаянно боялся увидеть ее, почти как в тот первый раз в лесу. Что он скажет ей, как объяснит? Эти вопросы постоянно вертелись у него в голове, и он чуть не пропустил момент, когда нужно было выходить из укрытия.

Вышел в небольшой смежный коридор, прошел до конца, повернул направо, оказался в саду и открыв парадные двери, шагнул на мягкий синий ковер.

Он вновь открыто видел высоких лордов — не из тайной комнаты, не мельком из-за штор в замковых коридорах и потайных ходах. Смотрел им в глаза, сдержанно улыбаясь и ловя на себе заинтересованные, радостные, а иногда и настороженные взгляды — а не самозванец ли это, после стольких-то лет?

В первом ряду увидел Майрет широко улыбающуюся ему. Она расплела сцепленные до этого пальцы и незаметно показала два больших. Подмигнула.

С удовольствием вернул ей улыбку, признательно кивнул.

Уна с удивлением и легким замешательством осматривала его с ног до головы. Тайрен понял, что она тоже узнала его, а теперь ей стыдно и досадно за брошенные в сердцах слова, тогда — на приеме. Ведь он прекрасно всё слышал.

Он вновь был частью чего-то огромного, принадлежащего ему по праву рождения. Был частью Айданара и смел надеется не самой плохой его частью.

Прошел мимо окна — пятого от входа и второго от трона, — у которого всегда собирались лорды Озерного Леса. Ему махали руками, улыбались, кланялись, поздравляли…

Прошел мимо делегации из Дайонара, ловя на себе недоуменные взгляды Шаона и Нанда. Отчётливо видя, как они, не сговариваясь, одними губами удивленно прошептали его старое имя — узнали! И он улыбнулся им ощущая, как натягивается шрам на щеке, как гулко стучит сердце в груди под старыми шрамами. Их шрамами — на двоих с Урмэдом.

Остановился перед широко улыбающимся Эндвидом. Тот бодро спрыгнул со ступеньки, и они обнялись как равный с равным.

Поднял взгляд и увидел ее глаза. Они сияли счастьем, тихой нежностью и уходящей тревогой. Она несомненно узнала его. Не могла не узнать!

Молча спустилась, неся в руках небольшую подушечку с наградной брошью. Изящным движением руки откинула в сторону край его длинной накидки. Молча приколола подарок к лацкану длинного колета. Он поймал ее ладонь и чуть касаясь губами нежной кожи, поцеловал в запястье. Она, почти не разжимая губ, застенчиво улыбнулась и яркий румянец залил бледные до этого щеки. Развернулась, молча вышла в сад.

Со стороны это выглядело совершенно обычно, строго по протоколу, но для них происходящее являлось полным ошеломлением, взрывом чувств, бурей эмоций.

Эндвид понял, что произошло и быстро объявил фуршет.

Тайрен тут же стал отрезан от раскрытых в солнце дверей напирающими на него подданными и старыми, потерянными и вновь обретенными друзьями. Все хотели к нему прикоснуться, обнять, сказать что-то доброе, а ему хотелось только одного — быть рядом с той, что сейчас покинула его.

Ей надо было остаться одной, обдумать, переварить, принять и понять происходящее. Иэнель вынула два кольца, так и висящие на цепочке на шее.

«Вот почему его кольцо мерцает в такт биению сердца. Раньше она думала, что это происходило из-за нее, а теперь стало понятно — потому что он просто был жив. Жив вопреки всему. Жив тогда, когда ей пришлось взвалить на себя всё…

За что он так с ней? Это было жестоко! Но стоп, это плохие мысли. Наверняка, этому есть разумное объяснение. Однако, как больно…».

Иэнель уселась на лавочку в ротонде и прислонилась разгоряченным лбом к холодному, белому камню колонны. Сдерживать чувства было невыносимо трудно. Ошеломление, счастье, возмущение, нежность, ликование…. Одно резко сменялось другим принося в сердце какую-то пронзительную тоску и одновременно эйфорию. Сейчас больше всего хотелось влепить ему пощечину и наорать, высказав всё, что она о нем думает — освободиться и успокоиться.

Тайрен! Теперь она вспомнила. Четвертого ребёнка Ниовинн звали именно так.

Её кто-то тронул за плечо, она вскинула голову и увидела отца. Он пришел не со