— Нет, госпожа! Духами клянусь!

— Может, у вас и в корытах летают?..

…о превращенном в аиста Наместнике:

— Он просто слово «мутабор» забыл.

— Как он вообще его выговорил?

…о знающей тысячу сказок жене Визиря:

— Сколько Визирю лет?

— Девяносто восемь, а что?

— Ничего, — ухмыльнулся Сэли, а я, не сдержавшись, захихикала.

…о пациентах Фарлесской Лечебницы и шуточках — мне бы за подобные выходки уши оторвали и сказали, что я такой родилась — некой Фьоли Калло. Когда Рени рассказывал об этой невоспитанной особе без князя в голове, у него подозрительно краснели щеки и кончик носа.

Истории малыша Литами были легкими, смешными, звенящими. Слушая его голосок, я забывала об усталости, обидах — даже о поводке! — и возвращалась в детство с «Легендами Льетта» и мечтой о драконах.

Слова Сэли разъедали, как бурая ржа. Бескрайние равнины Тэха-Эн и затерянные в них Вольные города, где нет ни слуг, ни господ. Степь, укрытая одеялом из звезд, и Джун-Джун, чьи саванны сменяются джунглями. Север — не тот, не наш, настоящий, где снег не тает десять месяцев в году, а люди живут в домах изо льда. Юг, с его караванными тропами и оазисами, Фарлесс, Мабуту, Араас, Линнея — там люди с песьими головами и перьями в волосах, мустанги и прерии, а посягательство на свободу карается смертью.

Свобода…

Что такое свобода?

Раньше я была уверена, что свободна — я же райана! Не рабыня, не служанка — райана древней фамилии. За мной стоят род Орейо и имя Йарры, за меня вступятся, меня укроют и спрячут, за меня отомстят. Условности и правила я принимала как данность — до поводка, наглядно показавшего, сколько стоит свобода признанного бастарда. Медный грош.

«Ты будешь делать то, что я велел».

«Потому что я так сказал».

«Думать за тебя буду я».

Свобода, о которой тихо, будто для себя, говорил Сэли, представлялась мне орлом, купающимся в восходящих потоках. Расправленные крылья ловят ветер — он может оседлать его, но может повернуть против! Зоркие глаза высматривают добычу — он сам выбирает ее, а не охотится по указке. Он может свить гнездо на неприступной скале, на гранитном уступе или в развилке ветвей, и горе тому, кто попытается его разорить!..

— …Рэйлира Орейо, я с тобой разговариваю!

— Да, гос-сподин, — подняла я взгляд на Сиятельную плесень.

— Не отлынивай, шпагат должен быть минусовым, а не его слабым подобием!

— Да, Наставник.

…вот только с поводком я чувствовала себя не орлицей, а курицей.

— Госпожа?

— Да, Сэли?

— Если однажды… вы захотите уйти, если вам потребуется помощь — просто скажите. Я сделаю все, что будет в моих силах.

Семнадцать лет назад,

Предгорья Хребта.

Зубр был молод и глуп.

Спустившийся с гор трехлетка стоял посреди солончака, попеременно щипля жесткую траву и собирая языком на выжженной солнцем земле горькие грязно-белые кристаллы. Вот он поднял лобастую голову, шумно вдохнул, и ползущий в зарослях хо-гема[40]Сэли замер. Древко копья скользило во влажной ладони.

Ветер с гор нес крепкий запах полыни и горячего камня, украшал густую гриву зверя пушинками репейника. Одна из семянок опустилась на нос быка, и зубр чихнул, фыркнул. Затряс бородой, хлестнул себя хвостом, прогоняя кружащихся над горбом кровососов.

Сэли медленно выдохнул — помогите, Предки! — приподнялся и метнул копье в зверя. Закаленное жало глубоко вошло под лопатку зубра, прочно засело в ней, пугая и одновременно, яря. Наливающиеся кровью глаза быка остановились на юноше — один. Не опасен. Больно. Убить! — зубр заревел и, наклонив широкие у основания аспидно-черные рога, понесся на охотника.

Двадцать шагов. Из-под острых копыт зверя разлетаются соль и комья земли.

Пятнадцать. Рука Сэли легла на рукоять ножа.

Десять. В ноздри бьет крепкий мускусный дух зубра, а сквозь него — тонкий металлический — крови.

Пять. Отпрыгнув в сторону, Сэли полоснул быка по шее, вскрывая яремную вену.

Зубр сделал еще несколько шагов и, кувыркнувшись через голову, поехал по траве. Сэли добил его, перерезав горло.

Сердце юноша съел сразу, еще горячим. Слизнул кровь с ладоней, вытер губы и торопливо направился к лагерю. Зверь был огромен, не меньше семидесяти стоунов, и Сэли предстояла большая работа.

К добыче он вернулся вечером, с конем и волокушей. Разрубил тушу на части, уложил ее на носилки и, понукая жемчужного Ас-Шора, Дитя Тумана, повез к мелкой речушке, на берегу которой жил последние две недели. От Кэи он ушел, отговорившись охотой.

— Я мужчина, — сказал тогда Сэли. — Я должен кормить тебя, а не объедать.

Тетка укоризненно покачала головой, погладила его по плечу. Темные нити благословения Предков соскользнули вниз по ее руке, и маленькая пустельга задрожала на женской ладони:

— Раньше ты мне не лгал.

— Я не лгу, — отвернулся Сэли. — Я не могу целыми днями лежать в юрте или выкапывать корни. Я мужчина.

— Иди, — отступила Кэи. Перестук копыт Ас-Шора быстро стих за холмом.

Он уехал к самым горам — древним, пологим, поросшим тенистым лесом и умытым ручьями с вершин, — туда, где его никто не найдет. Где никто не спросит, почему сын Тэра и племянник Хана похож на недавно получившего свободу раба.

Он охотился на сайгаков и коз, вялил мясо и рыбу, развешивая их на тонких бечевах между стволами осокоря. Купался в реке и подставлял голову под тугие струи ледяных водопадов, обнаженный, грелся на валунах, резал фигурки для волос — тетка заклянет их, и они станут новыми амулетами, — пересчитывал звезды Конской Гривы и отчаянно тосковал по ней.

Кто она, Сэли не знал. И даже не был уверен, что она существует. Разве бывает такое — чтобы кожа кобыльим молоком в фарфоровой чаше, а глаза — как бессмертники, растущие на курганах вождей? Волосы — шелковые нити закатного солнца, а губы горькие, как акациевый мед? Розовые и нежные, как лепестки тюльпанов, расцветающих по весне?..

Он закрывал глаза и видел ее, чувствовал, обонял, слышал смех — и машинально наматывал на кулак мягкие травы. Потом стряхивал и брезгливо смывал едкий запах. Не то.

И все чаще смотрел на север.

— Расскажи мне о будущем, тетя, — попросил он, вернувшись.

Ахающая Кэи только-только закончила раскладывать припасы по ларям — теперь ей хватит не только до следующей весны, но даже и через год будет что бросить в котел! — Кэи улыбнулась и омыла ладони.