Действия Урбана после его отказа покинуть трон стали грубыми, иррациональными и неконтролируемыми. Он отлучил от Церкви Джованну Неаполитанскую за то, что она поддержала Климента. Урбан отказал ей от трона в пользу одного из ее родственников, алчного до власти Карла Дураццо. Таким образом, Урбан обратил свое правление в беспощадный конфликт. Из-за этого он ссорился и с Екатериной Сиенской, а когда в 1380 году та умерла, сознательно доведя себя до истощения, Урбан потерял искренний голос в свою поддержку. Он изыскивал многочисленные способы продвижения своего ничтожного племянника Франческо Приньяно, а когда Карл Дураццо отказался предоставить племяннику некоторые льготы, Урбан обратился к оружию. Карл Дураццо созвал войска и взял папу в осаду, Урбан по четыре раза на дню поднимался на крепостную стену и отлучал противников от церкви. Если до сих пор он и не был сумасшедшим, то поведение кардиналов и в самом деле расстроило его психику.

Доведенные до крайности буйством и мстительностью Урбана, два его кардинала переметнулись к Клименту, однако большинство чувствовало, что выбора у них нет и лучше уж остаться с Урбаном, а не возвращаться во Францию. Обремененные сумасшедшим папой, они создали нечто вроде совета регентов, который собирался управлять от его имени, но Урбан узнал о заговоре и арестовал шестерых кардиналов. Пока их пытали, добиваясь признания, Урбан, по свидетельству очевидца, ходил взад и вперед под окнами и громко читал молитвы из требника, прислушиваясь в то же время к стонам жертв. Пятеро были казнены, шестой, английский кардинал Адам Истон, помилованный благодаря вмешательству Ричарда II, выжил и рассказал, чему был свидетелем. По прошествии лет Урбана возненавидели так же, как и его соперника. С двумя такими людьми, возглавившими святую церковь, казалось, что у Бога есть все причины пожалеть, что Он создал свое царство на земле.

Из всех предсказанных для этого века бед и напастей самым губительным было влияние раскола на общественное сознание. Если один папа отлучал от церкви приверженцев другого понтифика, то кто мог быть уверен в спасении? Каждый христианин обнаруживал, что находится под проклятием либо одного, либо другого папы и при этом не был уверен, что тот, чьим приверженцем он является, — истинный папа. Возможно, людям говорили, что святые дары, которые им давали, ненастоящие, потому что священник служит «не тому папе», или что масло для крещения не освященное, потому что его благословил епископ-раскольник. В некоторых областях могли назначить епископов, находившихся в подчинении разным папам, и святые отцы служили мессу, а ритуал другого священника объявляли кощунством. Один и тот же религиозный орден в разных странах мог вызвать локальный раскол, так как во главе монастырей стояли противоборствующие приоры и аббатства конфликтовали друг с другом. Если, например, во Фландрии в результате политического и экономического соперничества город объявлял себя приверженцем французского папы Климента, то люди, лояльные Урбану, опасаясь жить в подчинении антихристу, покидали дома, бросали лавки и мастерские и переезжали в епархию «истинной веры».

Раскол произошел не в результате принятия некого религиозного закона, но тем не менее стал установленным фактом, и противоборствующие стороны испытывали друг к другу ненависть, проявившую себя в последующих религиозных войнах. Оноре Боне воспринимал Урбана как падающую звезду из Апокалипсиса святого Иоанна, звезду, которой дарован ключ от бездны. «Дым огромной печи», поднимающийся из ямы и заволакивающий солнце, — вот чем была схизма, затемняющая папство. «Саранча и скорпионы, римляне-предатели», терроризируя конклав, силой добились фальшивых выборов.

Поскольку папские доходы были разорваны пополам, раскол довел финансы Папского государства до катастрофического состояния. Чтобы спасти оба папства от банкротства, удвоили симонию, фактически насильно продавали приходы и повышение по службе, возросло количество обвинений за распространение разного рода религиозных учений; взимались налоги за каждый документ, запрашиваемый в курии. Продажа индульгенций — зародыш Реформации — сделалась важнейшей статьей доходов. Множились злоупотребления, подрывавшие веру. Когда умирал французский епископ или аббат, то, по свидетельству монаха из монастыря Сен-Дени, написавшего «Хронику царствования Карла VI», сборщики налогов из Авиньона налетали, словно стервятники, под предлогом погашения долгов и уносили вещи покойного и церковное убранство. Повсеместно пренебрегали службой Богу; религиозное рвение паствы ослабевало; денег не стало, и священнослужители с унылым видом слонялись по стране.

Папские легаты уже не искали мира между Францией и Англией, открыто выступали за ту или за иную сторону, потому что Для уничтожения соперника каждый искал военной поддержки. Непристойная перебранка над телом церкви позорила христианство. Церковь тянут то в одну, то в другую сторону, сокрушался монах из монастыря Сен-Дени, — «словно уличную девку, найденную на месте драки». Церковь стала предметом сатиры и насмешек для людей всего мира, и о ней каждый день сочиняли куплеты.

Карл V более, чем кто-либо другой, нес ответственность за появление схизмы, ибо без поддержки Франции Климент попросту не надел бы тиару. Климент осознал свой долг, едва сделавшись папой, и отдавал королю треть налогов французского духовенства. Под конец своего правления Карл испортил все, чего прежде добился для благоденствия Франции. Стремясь подчинить папство Франции, он добился избрания французского кандидата. Но, хотя Карла и прозвали Мудрым, король не был застрахован от болезни, присущей правителям, — он переоценил свою способность управлять событиями.

Более ярого приверженца Климента, чем брат короля герцог Анжуйский, было не сыскать. Причиной тому оказались амбиции. Как только герцог узнал об избрании Климента, он тотчас сообщил об этом на улицах Тулузы, в соборе отслужили мессу, во всех церквях пели «Тебя, Бога, славим». Говоря о новом понтифике как о «близком родственнике, принадлежащем, как и я, к французскому двору», герцог приказал слушаться нового папу, раздал деньги кардиналам и разослал гонцов за поддержкой во Флоренцию, Милан и Неаполь. Когда Климент потерпел поражение от армии Урбана и потерял Италию, папа обратился за военной помощью к Анжуйскому. Герцог потребовал взамен королевство.

По соглашению между ними, засвидетельствованному буллой от 17 апреля 1379 года, герцог Анжуйский должен был отвоевать Папскую область в Италии и забрать себе большую ее часть — королевство Адрия. Название это происходило от Адриатики, на берегах которой королевство находилось. В состав королевства должны были войти Феррара, Болонья, Равенна, Романья, Анконская марка и герцогство Сполето. Эта территория должна была стать феодом, выплачивающим Ватикану каждый год по 40 000 франков. Каждые три года герцог Анжуйский обязывался дарить папе белого коня в знак своего вассальства. В булле отмечалось, что Адрия и Неаполь никогда не будут подчиняться одному правителю. Для сбора финансов и воинов герцогу Анжуйскому дали отсрочку в два года; было условлено, что если по истечении двух месяцев с указанного срока он не отправит в Италию экспедицию или не пошлет вместо себя «способного полководца», соглашение станет недействительным.

Адрия была «королевством в облаках». Папским войскам ни разу не удалось овладеть желанными территориями, и не было резона предполагать, что французский принц преуспеет там, где провалились они. Однако переоценка своих способностей все больше и больше влияла на французских политиков, а вдобавок им срочно требовалась помощь герцога Анжуйского для удержания королевы Джованны на троне Неаполя — единственной базы Климента в Италии. Чтобы у герцога был законный интерес прийти к ней на помощь, герцога Анжуйского — как дальнего родственника Джованны — сделали наследником бездетной королевы. Назвав его будущим королем Неаполя и предполагаемым королем Адрии, Климент тем самым подготавливал правление, которое он до того предавал анафеме; возможно, он не ожидал, что Анжуйскому удастся и то и другое. Неаполь поманил к себе герцога, теперь его судьба была связана с Италией, и вскоре туда же притянуло и де Куси.