Папа уже возился с замком на перегородке. Мистер Перрин его остановил:

– Этот скафандр брать нельзя.

– Да? Это почему?

– Все скафандры за этой перегородкой – частная собственность, они напрокат не выдаются.

– Что? Чушь какая! Резерфорд – государственное предприятие. А мне нужен скафандр для моего ребенка…

– Но он не выдается.

– Я поговорю с директором.

– Думаю, что придется. Этот скафандр изготовлен по специальному заказу для его дочери.

Они так и сделали. Мистер Лэтем поймал директора на линии. Папа поговорил с ним, потом директор поговорил с мистером Перрином; потом опять с папой. Директор не возражал одолжить скафандр, тем более папе, но не хотел приказывать мистеру Перрину брать на поверхность маленького ребенка.

Мистер Перрин не поддавался, и я его не осуждал, но папа потихоньку успокоил его и уговорил, и в конце концов мы все влезли в скафандры, проверили давление и подачу кислорода, включили наши рации. Мистер Перрин устроил перекличку по радио и напомнил, что мы все на одной волне, поэтому лучше предоставлять ему бо́льшую часть переговоров и не отпускать вслух посторонние замечания, потому что это будет мешать всем слушать. Потом мы остановились у шлюзовой камеры, и он предупредил, чтобы мы держались все вместе и не пробовали, как быстро можно бегать и как высоко прыгать. У меня прямо сердце из груди выскакивало.

Наружная дверь шлюза открылась, и мы гуськом вышли прямо на поверхность Луны. Наверное, это было так же здорово, как я представлял в мечтах, но я так сильно волновался, что плохо соображал в ту минуту. Солнце сверкало так ослепительно-ярко – ничего ярче я в жизни не видел, а тени были такие чернильно-черные, что в них с трудом можно было что-нибудь разобрать. Слышно ничего не было, кроме голосов по радио, но их можно было выключить.

Мягкая пыль, как дым, обволакивала ноги и медленно оседала вниз. Больше не двигалось ничего. Это было самое безжизненное место, какое только можно себе представить.

Держась тесной группой, мы не сходили с тропинки, только мне пришлось дважды бегать за шкетом, когда он обнаружил, что может прыгнуть на двадцать футов. Я хотел было его отшлепать, но вы пробовали когда-нибудь отшлепать человека в скафандре? Это бесполезно.

Мистер Перрин велел всем остановиться и начал:

– Мы находимся на Дьявольском Кладбище. Каменные пики-близнецы позади нас поднимаются на пять тысяч футов над поверхностью. На них никто еще не поднимался. Эти пики, или монументы, названы в честь апокрифических или мифологических персонажей, потому что фантастический пейзаж напоминает гигантское кладбище. Вельзевул, Тор, Шива, Каин, Сет… – Он говорил и показывал во все стороны. – У селенологов нет единого мнения относительно происхождения этих странных образований. Некоторые утверждают, что на них есть признаки воздействия воздуха или воды, а не только вулканической деятельности. Если так, эти пики простояли здесь немыслимо долгий период, потому что в настоящее время, как видите, Луна…

Об этом можно было и в журнале «Спейсуэйс» почитать, только большая разница, скажу я вам, когда своими глазами видишь.

Эти пики напомнили мне скалы в Саду Богов в Колорадо-Спрингс, куда мы ездили прошлым летом, только здешние были гораздо выше и вместо синего неба над головой была сплошная чернота и холодные резкие звезды. Жуть.

С нами был еще один рядовой Колониальной службы с фотоаппаратом. Мистер Перрин еще что-то пытался сказать, но тут шкет растявкался, и мне пришлось отключить его радио, иначе вообще бы никто ничего не услышал. Так я и держал его выключенным, пока мистер Перрин не закончил.

Он велел нам выстроиться для снимка на фоне пиков и черного неба.

– Наклоните голову к стеклу шлемов, чтобы было видно лицо. Так – великолепно. Давай! – скомандовал он, и солдат щелкнул фотоаппаратом. – Карточки будут готовы, когда вернемся, десять долларов штука.

Я задумался. Одна карточка мне нужна, чтобы повесить у себя в комнате в школе; еще одна – чтобы подарить, не важно кому. Словом, нужна еще одна. У меня оставалось еще восемнадцать баксов из денег, подаренных на день рождения, остальные можно выпросить у мамы. Так что я заказал две.

Мы преодолели длинный склон и вдруг оказались над кратером, но не обычным лунным кратером, этот появился после катастрофы – все, что осталось от первой лаборатории. Он простирался далеко, миль двадцать в поперечнике, поверхность его была покрыта блестящим пузырчатым стеклом, а не пылью. Там стоял памятник. На постаменте я прочитал:

Это было потрясающе. Я отступил назад и начал слушать мистера Перрина. Папа и некоторые другие задавали ему вопросы.

– Точно не известно, – говорил он. – Ничего не осталось. Теперь-то все показания приборов немедленно передаются в Луна-Сити, но ведь это случилось еще до установки линии дальней связи.

– А что было бы, – спросил кто-то, – если бы этот взрыв произошел на Земле?

– Не хочу даже пытаться вам отвечать, но поэтому лабораторию и устроили здесь, на обратной стороне Луны. – Он поглядел на часы. – Пора возвращаться.

Все заторопились назад, пробираясь вниз к тропинке, когда мама воскликнула:

– Бэбинька! Где же Бэбинька?

Я вздрогнул, но пока еще не перепугался. Шкет всегда где-нибудь болтается, то тут, то там, но далеко не уходит, ему ведь всегда нужно, чтобы кто-нибудь слушал его болтовню.

Папа обнял маму одной рукой, другой он делал мне знаки.

– Дик, – рявкнул он, и голос его резко щелкнул в моих наушниках, – ты куда девал своего брата?

– Я? – откликнулся я. – Нечего на меня сваливать, я его в последний раз видел, когда мама вела его сюда за руку.

– Не ври, Дик. Мама присела отдохнуть, когда мы пришли сюда, и прислала его к тебе.

– Если даже и так, он здесь не показывался.

Тут уж мама зарыдала по-настоящему. Все, конечно, слушали, больше ничего не оставалось: ведь мы были на одной волне. Мистер Перрин подошел и выключил мамин микрофон. Сразу сделалось тихо.

– Успокойте свою жену, мистер Логан, – приказал он, потом добавил: – Когда вы в последний раз видели ребенка?