Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сам. Это ненастье — моих рук дело, стало быть, и последствия исправлять мне. Что сказали бы люди, отправь я их возиться в грязи?
— Сделали бы, что велено, и все.
— Ладно, — говорит Креслин, вытирая лицо и руки. — Я пойду домой. Работа почти закончена, к тому же у меня нет особой охоты таскать камни мало того что в дождь, так еще и в темноте.
— Тебя, между прочим, никто и не заставлял, — замечает Шиера, входя в комнату, которая служит им с Хайелом чем-то вроде общего штаба находящейся под их совместным командованием маленькой армии Отшельничьего.
— Ты говоришь совсем как Мегера.
— Ее ты, по крайней мере, иногда слушаешься, — смеется в ответ Шиера.
— Я просто не хочу, чтобы вода смыла поля. Неужто это так трудно понять?
Переглянувшись с Шиерой, Хайел нерешительно говорит:
— Трудно понять, зачем ты так себя изнуряешь… Не лучше ли, чем надрываться, прибегнуть к чьей-либо помощи и сохранить силы для, более важных дел? Подумай.
Шиера согласно кивает.
— Раз уж вы вдвоем так настаиваете, придется подумать, — бормочет Креслин, кладя полотенце на подоконник. — А сейчас — домой.
Хайел с Шиерой переглядываются снова, на сей раз пряча улыбки.
— До завтра, — говорит решительно не понимающий, что тут смешного, Креслин, у которого ноет каждый мускул, а вся одежда промокла до нитки.
— Твоя Вола оседлана, — говорит Шиера, отступая в глубь комнаты.
— Спасибо, — Креслин уходит.
Страж, молодая черноволосая женщина, вручает ему поводья.
— Добрый вечер, регент Креслин.
— Добрый вечер.
Дождь хлещет еще сильнее, чем раньше, хотя, кажется, стал чуточку теплее. Креслин направляет кобылу вверх по дороге. Сточная канава на обочине превратилась в стремительный бурлящий поток.
К тому времени, когда Креслин ныряет под притолоку ворот конюшни, даже пропитанная маслом кожаная куртка успевает промокнуть насквозь. Все использованное при строительстве Черного Чертога дерево было основательно укреплено Клеррисом, но, несмотря на это, из-за долгой жары, резко сменившейся проливным дождями, некоторые балки и доски пошли трещинами.
Снаружи по-прежнему льет как из ведра. Спешившись, Креслин стягивает промокшую куртку и вешает ее на вбитый в стену конюшни крюк. Вола встряхивает гривой, рассыпая брызги.
«Ну почему, — думает Креслин, расседлывая кобылу, — почему любое мое вмешательство в погоду оборачивается такими крайностями? Ведь я же старался быть осторожным! И тем не менее за последнюю восьмидневку на остров обрушилось гораздо больше воды, чем нужно, и ливни грозят обернуться не меньшей бедой, чем засуха…»
Он чистит кобылу щеткой, одновременно распространяя чувства за пределы конюшни, и обнаруживает Мегеру с Алдонией и Линнией на кухне. С ними кто-то еще… Лидия. На миг перед Креслином встает черная пелена. Чтобы сохранить равновесие, юноше даже приходится коснуться стены. Проморгавшись, он продолжает чистить кобылу, а закончив, добавляет зерна в кормушку и уходит. Снова накинув куртку, юноша спешит по скользким камням дорожки к парадному входу и притопывает у крыльца ногами, чтобы стряхнуть налипшую на сапоги грязь.
Куртка занимает место в открытом стенном шкафу рядом с такой же мокрой курткой Мегеры, а на каменном полу под ногами растекается маленькая лужица. Креслин поспешно стягивает мокрые сапоги. Его так шатает от усталости, что приходится ухватиться за стену. Наконец, шлепая босыми пятками, он направляется на теплую кухню.
Там вовсю топится маленькая, но жаркая каменная печь. Лидия держит обеими руками чашку, над которой поднимается пар, Мегера укачивает Линнию, а Алдония нарезает тонкими ломтиками длинные зеленые корешки.
— Опять куилла?
— Она полезна. Даже великие маги должны правильно питаться, — заявляет Алдония, для пущей убедительности помахивая ножом.
— Может, ты предпочитаешь водоросли? — с невинным видом осведомляется Мегера, поглаживая малютку по головке.
— Если приходится выбирать между корнями кактусом и морской травой… — начинает было Креслин, но не договорив, машет рукой: — Да что тут толковать! Все равно вы в большинстве, а я один.
— Ты это только сейчас заметил, а, суженый?
Креслин смотрит мимо Мегеры, за окно, где в темноте продолжает барабанить дождь, а потом ищет свою чашку.
— Как думаете, не пора ли спасать сады?
— Ябруши — очень стойкие растения, — откликается Лидия, потягивая горячий напиток.
— Почему бы тебе не присесть? — говорит Мегера. Креслин садится, донельзя довольный тем, что вокруг тепло.
Пробежав глазами лежащий на письменном столе свиток, маршал бросает взгляд в окно, не подернутое изморозью, хотя уже стоит ранняя осень. Обычно стекло замерзает задолго до возвращения овец с летних пастбищ и подсчета сделанных на зиму запасов. Утреннее небо сияет голубизной. Маршал снова берет в руки документ, скрепленный государственной печатью Сутии и подписью правительницы Вейндре, и подходит к дверям своего кабинета.
— Пусть ко мне явятся маршалок и Эмрис.
Маршал перечитывает послание, хмурится и ждет, то и дело поглядывая в окно, где за гранитными стенами царит непривычное тепло. Наконец на пороге появляются Ллиз и Эмрис.
— Прочти и выскажи свое мнение, — говорит она, протягивая дочери свиток.
Пока Ллиз всматривается в замысловатую вязь, обе женщины ждут.
— Это предложение договора о найме стражей. Вообще-то обыкновенное, если не считать каких-то странных намеков насчет изменившейся погоды.
— Почему странных? Погода-то и впрямь меняется, причем и по сей день.
— Но ты ведь не веришь слухам, которые распускаются по этому поводу?
Маршал фыркает:
— А ты веришь, что Креслин в одиночку расправился с разбойничьей шайкой? Или что он потопил весь хаморианский флот?
— Насчет разбойников — это он мог, — замечает Эмрис, — а корабли… Пожалуй, тоже, — произносит она одновременно с Ллиз, и они переглядываются.
Маршал забирает у дочери послание.
— По сути это замаскированный ультиматум. Они утверждают, что по вине «нашего консорта» в приграничных районах между Сарроннином, Аналерией и Южным Оплотом могут начаться беспорядки, и требуют, чтобы мы взяли на себя охрану урожая и хранилищ припасов. Разумеется, за плату.
— Надо полагать, не слишком щедрую, — замечает Ллиз.
— Вполне достаточную для того, чтобы оправиться туда и провести по этому поводу переговоры.
В комнате воцаряется молчание.
— Мне самой это не нравится, — продолжает спустя некоторое время маршал, — но нынешнее лето нас не баловало, да и зима, скорее всего, будет не лучше. А Вейндре мы обязаны теми потерями, которые понесли у Южного Оплота.