– Вы кто?

Она широко ему улыбнулась.

– Будто сам не знаешь.

– Вы не Мэрилин. Мэрилин мертва.

– В фильмах никто не умирает, Рики. Ты знаешь это не хуже меня. Ты всегда можешь снова зарядить целлулоидную ленту…

…Вот о чем напоминали ему мигающие светильники – о мигании целлулоида через линзу проектора, один кадр за другим, иллюзия жизни, идеально составленная из последовательности маленьких смертей.

– …и мы все снова здесь, разговариваем и поем. – Она рассмеялась, словно лед зазвенел в бокале. – Мы никогда не путаем реплики, не стареем, мы всегда говорим вовремя…

– Ты ненастоящая, – сказал Рики.

Кажется, его замечания слегка утомили ее, словно он был чересчур педантичен.

Она уже дошла до края ряда и стояла всего в трех футах от него. На таком расстоянии иллюзия выглядела безумно реальной и восхитительной. Ему вдруг захотелось взять ее прямо здесь, в этом проходе. Насрать, что это фальшивка: трахнуть и фальшивку можно, если жениться не тянет.

– Я хочу тебя, – сказал он, удивляясь своей прямоте.

– А я хочу тебя, – ответила она, и это удивило его даже больше. – По правде сказать, ты мне очень нужен. Я так слаба.

– Слаба?

– Очень непросто быть в центре внимания, знаешь ли. Выясняется, что оно нужно тебе все больше и больше. Нужно, чтобы люди смотрели на тебя. Всю ночь и весь день.

– Я смотрю.

– Я красивая?

– Ты богиня – кем бы ты ни была.

– Я твоя, вот кто я.

Прекрасный ответ. Она определяла себя через него. Я предназначена для тебя, создана тобой и для тебя. Идеальная фантазия.

– Не отводи от меня глаз; смотри на меня вечно, Рики. Мне нужны твои влюбленные взгляды. Я не могу без них жить.

Казалось, чем больше он на нее смотрел, тем сильнее она становилась. Мигание почти прекратилось; в зрительном зале стало спокойно.

– Хочешь, я дотронусь до тебя?

Он уж думал, она не спросит.

– Да.

– Хорошо. – Она маняще улыбнулась, и он потянулся к ней.

В самую последнюю секунду она изящно отпрянула от его рук и со смехом побежала по проходу вниз, к экрану. Рики с готовностью последовал за ней. Она хотела поиграть – его это устраивало.

Она бежала в тупик. Из дальней части зала деваться было некуда, и, судя по полным желания знакам, которые она ему подавала, она это знала. Она повернулась и распласталась по стене, немного расставив ноги.

Он был в нескольких ярдах от нее, когда внезапно поднявшийся из ниоткуда порыв ветра задрал ее юбку до талии. Она рассмеялась, глядя из-под полуприкрытых век, – поднявшаяся волна шелка выставила ее на обозрение. Под юбкой она была голой.

Рики вновь оказался рядом с ней, и на этот раз она позволила себя коснуться. Платье задралось еще немного выше, и Рики, замерев, впился взглядом в ту часть Мэрилин, которой он не видел никогда, туда, где за пушком скрывался предмет мечтаний миллионов людей.

Там была кровь. Немного, пара отпечатков пальцев на внутренней стороне бедер. Безупречный лоск оказался слегка подпорчен. Но Рики все равно смотрел; она подалась бедрами, ее половые губы чуть раздались, и он понял, что их влажный блеск – не от ее телесных соков, блестит что-то еще. Она сжала мышцы, и окровавленные глаза, которые она хранила в себе, показались наружу.

По его выражению лица она поняла, что спрятала их недостаточно глубоко – но где же еще девушке в едва скрывающем наготу платье прятать плоды трудов своих?

– Его убила ты, – сказал Рики, не отрывая взгляда от ее половых губ и выглядывающих из-под них глаз. Вид был столь всепоглощающ, столь первобытен, что ужас в его животе полностью угас. Отвращение извращенным образом усилило возбуждение вместо того, чтобы свести его на нет. Ну и что, что она убийца: она же легенда.

– Люби меня, – попросила она. – Люби меня вечно. Он приник к ней, прекрасно зная, что идет на верную смерть. Но смерть относительна, не так ли? Мэрилин во плоти была мертва, но жила здесь: то ли в его разуме, то ли в вибрирующей ткани бытия, а может, и то, и другое; и он был с ней.

Он обнял ее, а она – его. Они поцеловались. Это было легко. Ее губы оказались мягче, чем он думал, и он почувствовал, как болезненно заныло в паху от безграничного желания быть с ней.

Тонкие, словно ивовые ветви, руки обвили его торс, и он будто оказался на небесах.

– Ты придаешь мне сил, – сказала она. – Ты так на меня смотришь. Мне нужно, чтобы на меня смотрели, иначе я погибну. Такова природа иллюзий.

Ее объятия становились все крепче; руки на спине Рики уже не казались ивовыми веточками. Он попытался немного отстраниться.

– Это бесполезно, – проворковала она ему на ухо. – Ты мой.

Рики вытянул шею, чтобы посмотреть на ее руки, но, к его изумлению, никаких рук больше не было – осталась лишь странная петля вокруг его талии, без запястий, кистей и пальцев.

– Господь всемогущий! – воскликнул он.

– Смотри на меня, парень, – сказала она. Из голоса исчезла мягкость. Теперь в кольце рук его удерживала не Мэрилин, совсем не она. Объятие снова стало крепче, выдавило из легких Рики весь воздух и не дало ему вздохнуть снова. Позвоночник хрустнул под нажимом, и по телу пронеслись вспышки боли, взорвавшиеся в глазах цветными искрами.

– Надо было тебе убираться из города, – сказала Мэрилин, и из-под ее идеально очерченных скул начало прорастать лицо Уэйна. Он смотрел с презрением, но у Рики была лишь секунда, чтобы это заметить, – потом картинка снова зарябила, и из-за фасада лиц знаменитостей показалось что-то еще. Рики задал последний в своей жизни вопрос:

– Кто ты?

Державшее его в плену существо не ответило. Оно насыщалось его восхищением; пока он пялился, оно выпустило из тела похожие на щупальца слизня отростки – вероятно, антенны, – которые, превратившись в щупы, пересекли пространство между их головами.

– Ты мне нужен, – сказало оно – и его голос не походил больше на голоса Уэйна или Монро, это был резкий и грубый голос убийцы. – Я так чертовски слаб; присутствие в этом мире изматывает меня.

Эта тварь, кем бы она ни была, высасывала его, насыщалась им, его взглядом, поначалу восхищенным, а теперь – полным ужаса. Он чувствовал, как она вытягивает из него жизнь через глаза, благоденствует, чувствуя на себе его пронзительный, угасающий взгляд.

Рики понимал, что уже почти мертв – он давно не мог сделать ни вдоха. Кажется, целых несколько минут, хотя он не был в этом уверен.

Пока он слушал удары своего сердца, щупальца разделились и приникли к его ушам. Даже в полузабытьи ощущение было омерзительным, и ему хотелось завопить, чтобы тварь остановилась. Но усики забрались к нему в голову, прорвали барабанные перепонки и, будто любопытные ленточные черви, поползли дальше сквозь череп и мозг. Но даже после этого он не умер и продолжал неотрывно смотреть на своего мучителя, зная, что щупальца уже нашли его глазные яблоки и давят на них изнутри.