– Роуан спрашивала, почему я так уверен, что сила,появившаяся в моих руках, никак не связана с этим, почему я упорно считаю еечем-то самостоятельным, существующим отдельно… – Майкл вновь пожалел, чтоне смог прикоснуться к «тому человеку». – Что ж, быть может, силадействительно часть целого, а быть может – некое проклятие, наложенное на меня,чтобы свести с ума и окончательно запутать…

– Вы так думаете? – спросил Лайтнер.

Майкл кивнул.

– Во всяком случае, эта сила долгое время удерживаламеня от приезда сюда, заставив на целых два месяца запереться на Либерти-стрит.Я ведь мог еще раньше разыскать Роуан…

Майкл бросил взгляд на кожаные перчатки. До чего же он ихненавидел! Они превращали его руки в протезы.

Мысли путались, и Майклу никак не удавалось связать всеаспекты воедино. Неотступно преследовавшее его ощущение, что все это ему хорошознакомо, притупило даже шок от откровений Лайтнера.

– Ладно, – наконец выдохнул Майкл. – Я поедус вами. Хочу прочитать это досье – все, до последней страницы. Но я долженвернуться как можно скорее. Нужно оставить для Роуан сообщение, на случай еслиона позвонит. Эта женщина значит для меня очень много. Гораздо больше, чем выможете предположить. И это никоим образом не связано с видением. Все дело всамой Роуан и в том, как я… в том, насколько она дорога мне. Важнее ее ничегобыть не может.

– Даже видение? – тактично спросил Лайтнер.

– Да. Чувство к Роуан предопределяет мои приоритеты ицели. Как правило, такое чувство человек испытывает не более двух-трех раз вжизни.

– Понимаю, – сказал Лайтнер. – Через двадцатьминут жду вас внизу. Если не возражаете, прошу вас с этой минуты называть меняпросто Эрон. Тем более что сам я уже давно обращаюсь к вам просто по имени. Нампредстоит долгий совместный путь, и мне хочется, чтобы мы стали друзьями.

– Мы и есть друзья, – ответил Майкл. – Кемже, черт побери, нам еще быть?

Он несколько натянуто рассмеялся, хотя, надо признаться,этот странный англичанин ему действительно нравился. А главное, Майклу совсемне хотелось выпускать из поля зрения ни Лайтнера, ни его портфель.

На то, чтобы принять душ, побриться и одеться, Майклу потребовалосьменее пятнадцати минут. Его чемодан стоял практически нераспакованным – онвытащил оттуда лишь несколько самых необходимых вещей. Защелкнув замки начемодане, Майкл направился к двери и только тогда заметил все еще мигающий нателефонном аппарате огонек. «Господи, ну почему я сразу не позвонил накоммутатор!» – разозлился на себя Майкл.

Он тут же связался с телефонисткой отеля.

– Да, мистер Карри. Около четверти шестого вам звониланекая доктор Роуан Мэйфейр. – Женщина продиктовала домашний номерРоуан. – Она настаивала, чтобы мы постучали в дверь и непременно разбудиливас.

– И вы стучали?

– Да, мистер Карри. Но вы не ответили.

«А мой друг Эрон в это время сидел и копался в своихбумажках», – сердито подумал Майкл.

– Мы не решились открыть дверь запасным ключом и войтив номер, – оправдывалась телефонистка.

– Да, конечно, понимаю. Если доктор Мэйфейр позвонитеще раз, передайте ей, пожалуйста, сообщение.

– Что именно следует сказать, мистер Карри?

– Что я благополучно долетел и что обязательно свяжусьс ней в течение суток. Сейчас мне необходимо ненадолго уехать, но я непременновернусь.

Оставив на одеяле пятидолларовую бумажку для горничной,Майкл вышел из номера.

В небольшом нижнем холле отеля было людно. Из заполненногопосетителями кафетерия доносились оживленные разговоры. Лайтнер, успевшийсменить твидовый костюм на столь же безупречный полотняный, ждал возле входнойдвери. Ни дать, ни взять – южанин старого закала.

– Могли бы и ответить на телефонный звонок, –бросил ему Майкл.

Он не стал добавлять, что Лайтнер походил в тот момент наседовласых джентльменов времен его детства, неспешно прогуливавшихся поСадовому кварталу и широким проспектам в центре Нового Орлеана.

– Я не счел себя вправе так поступить, – вежливоответил Лайтнер, распахивая перед Майклом дверь и жестом указывая на стоящий утротуара автомобиль – длинный серый лимузин. – К тому же я опасался, чтозвонит доктор Мэйфейр.

– Угадали. Это была она.

На Майкла приятно пахнуло августовской жарой. Ему захотелосьпройтись пешком, с удовольствием ощущая под ногами мостовую. Однако он помнил,что должен ехать, и безропотно забрался на заднее сиденье.

– Понимаю… – Лайтнер сел рядом. – Надеюсь, выне стали перезванивать ей?

– Сделка есть сделка, – вздохнув, ответилМайкл. – Но мне это не нравится. Я хочу, чтобы вы поняли, как обстоят деланасчет меня и Роуан. Знаете, лет в двадцать мне казалось практическиневозможным за один вечер влюбиться в женщину. По крайней мере, ничего такогосо мной не случалось. Как, впрочем, и когда мне стукнуло тридцать. Теоретическиэто, возможно, могло произойти, но… Время от времени появлялись какие-тонамеки… да… однако я каждый раз торопился сбежать. Теперь мне почти пятьдесят,и я либо стал глупее, чем был, либо, напротив, поумнел настолько, что мне достаточносуток, чтобы полюбить женщину. Я обрел способность трезво оценивать ситуацию иопределять, когда наступает наилучший момент. Понимаете, о чем я говорю?

– Полагаю, что да.

Автомобиль был не из новых, но выглядел вполне сносно –чувствовалось, что за ним должным образом ухаживали. В машине имелся даженебольшой холодильник. В просторном, отделанном серой кожей салоне хваталоместа, чтобы Майкл мог удобно усесться и вытянуть свои длинные ноги. Затонированными стеклами быстро промелькнула Сент-Чарльз-авеню.