Тауншенд и Кок имели последователей среди своих собратьев-лендлордов в каждом графстве. А фермеры нового типа, подобные Роберту Бейкуэллу из Лестершира, который разводил улучшенные породы овец и скота, сами были активными новаторами. Непосредственным результатом всего этого было огромное увеличение количества зерна, производимого в стране для потребления в виде хлеба и пива, и еще больший количественный рост и улучшение породы скота. Многие из лучших земель в Англии, которые до сих пор обрабатывались как обширные открытые пашни, где скот блуждал в поисках пищи среди жнивья, теперь были разделены на небольшие по размерам, огороженные живой изгородью боярышника поля, на которых скот мог пастись на хорошей траве. И в то же время значительно больше пахотной земли использовалось для повышения урожайности кормовых трав и корнеплодов, чтобы кормить скот и овец в течение зимы.

Благодаря этому впервые с тех пор, как человечество стало заниматься земледелием, прекратился массовый убой скота осенью. Соленое мясо было заменено свежей говядиной и бараниной. Немедленным результатом было то, что цинга и другие болезни, которые в XVII веке мучили даже благороднейшие семьи, подобные семьям Расселов и Верни, стали редкими даже среди бедноты. Появление новых возможностей кормления животных в течение круглого года побудили лендлордов и фермеров покупать племенной скот и изучать научные методы разведения скота. Средний вес скота и овец, продаваемых в Смитфилде, удвоился между 1710 и 1795 годами [52].

Этот удивительный рост производства говядины и баранины произошел не за счет какого-нибудь уменьшения пашни. Напротив, пшеница и ячмень долгое время выращивались в таком количестве, что их было вполне достаточно для снабжения хлебом и пивом местного населения, которое в течение столетия почти удвоилось; в то же самое время премии за вывоз зерна поддерживали английский экспорт; и только во второй половине века, когда население стало расти еще быстрее, импорт зерна постепенно сравнялся с экспортом, а потом и превзошел его.

Улучшения в земледелии достигли такой степени, что пшеница стала расти там, где прежде выращивались лишь рожь, овес или ячмень. Почва и климат Англии были подходящими для возделывания пшеницы лишь в немногих районах, главным образом в Восточной Англии. Однако искусственное повышение плодородия земли при помощи капитала, доставляемого крупными поместьями, дало блестящие результаты, и в течение XVIII века англичане всех классов стали настолько разборчивыми, что требовали чистого пшеничного хлеба, считавшегося прежде роскошью, доступной лишь богачам. Это новое требование возникло в городе, но распространилось и на деревню, даже на нищих. Отказ покупать более грубый хлеб из непросеянной муки побудил нечестных пекарей добавлять различные примеси при выпечке белого хлеба и вредно сказался на здоровье и зубах англичан. Но это было доказательством действенности капиталистического земледелия.

Социальной ценой, уплаченной за этот экономический выигрыш, было уменьшение числа независимых земледельцев и рост количества безземельных батраков. В значительной степени это было неизбежное зло, и оно не было бы очень велико, если бы возросший дивиденд в сельском хозяйстве распределялся справедливо. Но в то время как рента лендлорда, десятина священника и прибыль фермера и посредника быстро выросли, сельскохозяйственный рабочий, лишенный даже его небольших прав на землю и возможности устроить членов своей семьи на работу в промышленности, не получал за свой труд достаточно высокой заработной платы, а в южных графствах очень часто был вынужден обречь себя на полную зависимость от хозяина и доходил даже до пауперизма.

Быстрый рост численности населения снизил рыночную цену труда в то самое время, когда рабочий терял свои независимые источники существования. Батрак эпохи Георга III не мог, следовательно, требовать за свой труд обеспечения того прожиточного минимума, которого могли добиться его предки в царствование Эдуарда III, когда «черная смерть» сократила количество рабочих рук. Кроме того, бедняки были теперь безоружны и не умели воевать. «Луки и топоры» не могли уже сделать чернь столь грозной, как в период восстания 1381 года.

Тяжелое положение крестьян не привлекало теперь такого внимания государственных людей и публицистов, как во время значительно менее распространенных огораживаний тюдоровской эпохи. Тогда огораживание рассматривалось как общественное преступление; теперь его рассматривали как общественный долг. Не встречая симпатии со стороны тех классов, которые издавали законы об огораживании, крестьянин был не в состоянии успешно отстаивать свои интересы. Когда он терял свою полоску в открытом хлебном поле или пастбище для своей коровы на общинном выгоне, то несколько гиней, данных ему в обмен, скоро проматывались им в трактире. Даже если парламентский комиссар возмещал крестьянину теряемые им общинные права несколькими акрами земли, расположенной далеко от его дома, как мог он огородить и осушить их? Он мог только снова дешево продать их состоятельным людям, стремившимся приобрести новые компактные фермы, занимавшие место общинных выгонов и открытых полей. Только эти лица были в состоянии огородить и осушить землю за свой собственный счет, рассматривая это как выгодное помещение капитала, который мог через некоторое время примести большой доход.

В будущем, для того чтобы возделывать землю Англии, надо было или иметь свой собственный капитал, или иметь за собою капитал других. Фермер-арендатор пользовался капиталом своего лендлорда, и оба прибегали к займам из банка. Английская банковская система выросла вместе с огораживанием земли, так как даже богачи производили огораживания и различные улучшения на деньги, взятые взаймы. При такой системе представители беднейшего класса, которые не могли пользоваться кредитом, имели незначительные возможности создать свою ферму, а в дальнейшем эти возможности еще более сократились из-за слишком частого пренебрежения их интересами при новом распределении деревенских земель. Огораживание общинных выгонов, хотя и очень желательное с точки зрения национального производства, означало лишение бедного человека его права иметь корову и гуся, а часто и многих других прав – права заготовки топлива и т. п., пользуясь которыми, он поддерживал независимое существование.

Это, правда, отнюдь не означает, что при новой системе деревенская беднота была в худшем материальном положении, чем раньше. Но ее экономическая независимость от сквайра и фермера уменьшилась. В аристократический век это не казалось важным. Но когда в последующую эпоху демократия, обретшая новые силы в городах, обратила суровый, острый взгляд на «сельскохозяйственные интересы», она почувствовала инстинктивное отвращение к аристократическим пережиткам. В Англии, в отличие от других европейских стран, крестьянство уже не просило больше защиты. И поэтому, когда в конце царствования Виктории начало сказываться действие иностранной конкуренции, городские избиратели уже не хотели выслушивать никаких предложений, имеющих своей целью спасти британское земледелие от разрушения.