— Ты собирался уйти, — заявил Холлис.

— Да, я собирался увезти отсюда мать моего ребенка и моего сына, — подчеркнул Адам, отчаянно пытаясь сохранить за собой право собственности на них обоих. Я стиснул зубы.

Сильно бредил?

— Прислать нам этот очень подробный отчет о том, что вы сделали за эти годы, было довольно смелым шагом, — заявил я, беря в руки первый инструмент и направляясь к нему. — Ты все знаешь о нас, не так ли? Совы.

— Да, — прорычал он. — Я знал с самого начала.

— Тогда ты будешь в курсе, в чем моя специализация, — я ухмыльнулся, кровь отхлынула от его лица. Хорошо. — О, я виноват, — рассмеялся я. — Ты же не на самом деле думал, что мы собираемся облегчить тебе задачу?

Остальные в комнате захихикали вместе со мной.

— Адам, Адам, Адам… — Престон фыркнул, как будто разговаривал с наглым ребенком, и встал рядом со мной. — Боюсь, ничего не получится. Видишь ли, мы исправляем некоторые ошибки, и ты должен заплатить свой долг.

— Плюс, — добавил Холлис, щелкая складным ножом. — Мы собираемся полностью насладиться этим.

Я приблизился к нему размеренными шагами. Он переводил взгляд с меня на мою руку, не в силах понять, что я прятал в своей ладони.

— Братья, — протянул я. — Сделайте мне одолжение, придержите одну из его ног, хорошо?

Я подошел к нему и присел на корточки. Они придержали для меня его первую ступню, и я показал ему маленькую острую булавку, чтобы он мог полюбоваться, покрутив ее между двумя пальцами.

— Существует неправильное представление об этих младенцах. Вы видите что-то удобное, используемое в повседневной жизни, вероятно, для основных вещей, но самые маленькие предметы могут причинить наибольшую боль.

Он попытался пнуть меня ногой, но безуспешно. Он оказался в ловушке. Я с огромным удовольствием воткнул маленькую булавку под ноготь прямо в основание ногтя на его большом пальце. С ухмылкой на лице я продолжал, пока у каждого пальца ноги не появился свой аксессуар, и он не завизжал от боли. Естественно, я повернулся к другой ноге и повторил это.

Я встал и отступил назад, чтобы оценить свою работу. Я был полностью в зоне действия и жаждал сделать больше. Больше урона, больше разрушений. Адаму было трудно балансировать на кончиках пальцев ног, из которых торчали булавки.

Я бросил взгляд на Миллу, желая проверить, как она, потому что она не привыкла находиться среди людей такого рода. Часть меня беспокоилась, что это заставило бы ее почувствовать себя больной, чего и следовало ожидать, но также и о том, что это заставило ее бояться этой части меня. Часть, от которой я отказывался отказываться даже ради нее. Мне пришлось укутаться в свои хаотические тенденции, чтобы не допустить этого. Но когда я посмотрел на нее, она не была похожа ни на одно из этих существ, и я догадался, что это подтвердило мне, что ей нужно быть здесь.

— Твой голос меня раздражает, давай дадим тебе что-нибудь стоящее, от чего можно подавиться, — заявил Холлис, хватая плоскогубцы со стола.

Мы с Престоном воспользовались моментом и держали его рот широко открытым. Уголок его рта красиво треснул от давления, когда Холлис впился в его заднюю часть рта. Адам закашлялся и чуть не поперхнулся, когда Холлис потянул и извивался, целую вечность дергаясь на месте. Хрустящие звуки навсегда запечатлелись в моей памяти, так же как и его сдавленные протесты, когда ему удалили коренной зуб снизу, а другой — с другой стороны.

Холлис ослабил захват, плоскогубцы зазвенели по полу каждым зубом, и он вернулся назад, выдергивая два передних зуба. Дружный смешок эхом прокатился по комнате. Черт возьми, он больше не выглядел таким красивым. Изо рта у него потекла струйка крови, он покачал головой и потер рот о свисающие руки, пытаясь найти хоть какое-то утешение.

— Напомни мне дать чаевые моему дантисту при следующем визите. Тяжелая работа, — вежливо прокомментировал Холлис. Милла подавила недоверчивый смешок.

Престон ушел, вернувшись через несколько секунд с любимым инструментом. Паяльная лампа. Интересно. Я склонил голову набок и наблюдал, как он гадал, что бы такое учинить.

Он с важным видом подошел к нему, нажимая на задвижку, когда пламя с шипением погасло. Зловещее выражение появилось на его обычно жизнерадостном лице, когда он приблизил его к своему лицу. Но выражение лица Адама — бесценно.

Это была та сторона Престона, с которой нужно было быть осторожным. Я просто надеялся, что присутствие Миллы в комнате немного закрепило его.

— Я оставлю в покое твои глаза и уши. Я хочу, чтобы ты видел, чувствовал и слышал все. Пока, — насмехался он.

Он еще раз нажал на защелку, направляя горячее пламя по всему животу и груди, его майка вплавилась в кожу, когда его крики и мольбы разнеслись по комнате, где никто не проявил к нему милосердия. Бьюсь об заклад, его жертвы умоляли, но их игнорировали. Тошнотворный запах горелой плоти проник в комнату, и я заметил, как Милла прикрыла ладонью нос и рот, чтобы заглушить его. Дориан услужливо включил вентиляцию на полную мощность, и она завертелась, унося прочь самую сильную вонь.

— Мы не хотим, чтобы он умер до того, как мы его убьем, — заявил Престон, отступая.

Он перенес паяльную лампу в другой конец комнаты.

— Это был бы ужасный позор, — сухо парировал Ронни, прислонившись к стене. Я усмехнулся.

Вместе с каждым членом команды Бета-тестирования в комнате, плюс моим отцом и Дорианом, мы запомнили каждую его жертву. По глупости с их стороны, каждое темное деяние, совершенное по отношению к жертве, заносилось в их личное дело с указанием того, как их покупатель хотел, чтобы они были обучены или сломлены. Так много развратных подробностей, каждая частичка информации о том, как замкнуть их в себе, как заставить их подчиниться, как они реагировали на методы; сексуально, эмоционально, физически. Было аморально и подло видеть отмеченные версии сотен жертв. Не все от Адама, но огромная часть пала его жертвой.

— Раздень его, — приказал я, мой тон не допускал возражений.

Хотел ли я видеть