Воздействие незаурядного интеллекта Хайдеггера было настолько сильным, что эти два выдающихся человека пошли у него на поводу — Ясперс в меньшей степени, чем Ханна, но оба они поддержали беспардонную версию Хайдеггера о том, что его преследовали нацисты. Они решились на это, хоть оба знали, по словам Ханны, что Хайдеггер «откровенно лжет при каждой удобной возможности» и что он не столько слабохарактерная личность, сколько личность, у которой характер вообще отсутствует. Благодаря их вмешательству в марте 1949 г. Хайдеггер был осужден как попутчик, к которому не были применены меры наказания{255}.

Позже, когда Ясперс сомневался и мучился, Ханна тянула время и — вопреки всяким доводам рассудка — делала вид, что верит всем уловкам Хайдеггера. Она даже пыталась уговорить других поверить ему. Ясперс, однако, не мог забыть бездушного безразличия Хайдеггера к страданиям Гертруды и многие другие проявления его бессердечия. «Он был единственным из моих друзей, кто меня предал», — писал Ясперс{256}. Он так и не примирился с Хайдеггером до самой своей смерти, несмотря на то что все это время Ханна пыталась совершить невозможное — помирить двух мужчин, восхваляя одного и защищая другого. Однажды, когда Ясперс попросил ее прекратить дружеские отношения с Хайдеггером, она категорически отказалась.

Отчасти это было связано с тем, что Хайдеггер восстановил отношения с Ханной, хотя физической близости между ними уже не было. Кроме того, к тому времени он уже рассказал Эльфриде о своем романе, оставшемся в далеком прошлом — по версии Ханны, та «сама каким-то образом вытянула из него эту историю»{257}, - и убедил свою супругу, как она ни противилась, принять его бывшую любовницу у них дома. Позже Ханна описала их с Эльфридой непростую встречу. «Женщина ревнива почти до умопомешательства, — писала она. — После всех лет, на протяжении которых она тешила себя надеждой на то, что он просто забудет меня, ее ненависть лишь усилилась». Эльфрида была ограниченной антисемиткой, «исходящей остервенелой ненавистью»{258}. На самом деле, настоящим нацистом была скорее Эльфрида, чем Мартин. «Увы, она просто невероятно тупа», — говорила Ханна друзьям{259}. Последней каплей, переполнившей чашу, стало то, что Эльфрида не распечатывала кипы бумаг, на которых Хайдеггер записывал свои великие мысли. Ханна сказала, что она бы делала это обязательно.

Всю оставшуюся жизнь Ханна встречалась с Хайдеггером, писала ему и распространяла его книги в Соединенных Штатах. От Генриха она никогда это не скрывала. Он считал такую «дружбу» жены безобидной и, в любом случае, преклонялся перед гением Хайдеггера. Кроме того, Генрих был не в том положении, чтобы судить о верности супруги, поскольку, несмотря на любовь к ней, у него был роман с одной молодой женщиной, отношения с которой он не прекращал, несмотря на то что знал, насколько тяжело его жена это переживала. (Ханна и Генрих послужили прототипами супружеской пары Розенбаумов для Рэндалла Джаррелла при создании им романа «Картинки из института». Он называл необычный брак Розенбаумов «двуединой монархией» равных, независимых, но составлявших единое целое партнеров.)

Ханна вернулась к своей роли почитательницы Хайдеггера. О собственных книгах в разговорах с ним она никогда не упоминала. «Всегда, — замечала она, — я фактически лгала ему, говоря о себе, делая вид, что книг моих и имени не существует, и я не могла, так сказать, досчитать до трех, если только речь не заходила об интерпретации его работ. В этом случае ему было очень приятно, если так получалось, что я могла досчитать до трех, а иногда и до четырех»{260}. Чтобы поддерживать отношения с Хайдеггером, Ханна должна была скрывать, что обладает недюжинным умом. «Это было подразумевавшееся conditio sine qua non[44]всей этой истории», — признавалась она{261}.

Ханна опубликовала «Ситуацию человека», главный свой философский труд, без посвящения, что, как она считала, означало своего рода тайное посвящение Хайдеггеру. Она дала ему это понять в стихотворении: «Как я могла посвятить ее тебе, мой близкий друг, которому я остаюсь верна и неверна, но только по любви»{262}. Хайдеггер был возмущен тем, что Ханна убрала посвящение, и гнев его, вне всякого сомнения, усугубляло раздражение от того, что она стала известной и многого достигла.

В 1966 г., когда немецкий журнал выступил с нападками на нацистское прошлое Хайдеггера, Ханна сказала Ясперсу, что Хайдеггера нужно оставить в покое. Ясперс возразил, заметив, что такой известный человек не может скрывать свое прошлое, которое в любом случае существует для того, чтобы люди о нем знали и судили. Ханна отмахнулась от всех доводов Ясперса. Многое из продолжавшихся споров о прошлом Хайдеггера она приписывала сплетням и клевете. Она пыталась доказать, что Хайдеггер был ни в чем не повинным преподавателем университета, слабо ориентировавшимся в событиях политической жизни{263}. Она настаивала на том, что он не читал «Мою борьбу» Гитлера, а потому не понимал, что тот думал на самом деле. Ханна утверждала, что если Хайдеггер и сотрудничал с нацистами, это происходило потому, что на него постоянно оказывала давление Эльфрида, эта антисемитка, которая была настоящей мегерой, а не любящей женой.

Но Хайдеггер читал «Мою борьбу», и в любом случае, никто — ни Эльфрида, ни Ханна — никакого давления на него не оказывал. Просто Ханна не могла смириться с тем, что Хайдеггер был активным нацистом, — и беспокоилась о том, что его и без того сильно подмоченной репутации будет нанесен дополнительный удар. Хайдеггер не мог себе представить лучшего или более преданного союзника, чем Ханна Арендт — известная во всем мире еврейка, знакомая с ним с 1924 г., ив книге «Эйхман в Иерусалиме» описавшая механизм, с помощью которого творилось зло нацистской Германии.

Неустанные усилия Ханны по восстановлению репутации Хайдеггера исходили из самой глубины ее существа. Ею двигала настоятельная потребность в оправдании ее страстной любви к этому человеку, в том, чтобы сделать его достойным доказательства недоказуемого.

Биограф Хайдеггера Рюдигер Сафрански пишет об интеллектуальном измерении отношений между этими двумя великими философами как о взаимном дополнении: Ханна отвечала на хайдеггеровский «бег вперед к смерти. философией рождения; на его интеллектуальный солипсизм Jemeinigkeit (всегда-мое). философией плюрализма; на его критику Verfallenheit (обреченность) миру Человека (Один/Они). философским облагораживанием “публики”»{264}.

Ханна продолжала преклоняться перед интеллектом Хайдеггера. В его присутствии она легко возвращалась к своей роли любимой лучшей студентки, совершенно лишенной заносчивости, в чем ее иногда упрекали американские коллеги. Ее презрение к Эльфриде облагораживало созданный Ханной образ Хайдеггера, а ревность Эльфриды вселяла в Ханну уверенность в силе его к ней любви. Когда почтенный возраст вынудил Хайдеггера прекратить преподавание и перебраться в небольшой одноэтажный дом, в подарок на новоселье Ханна послала ему букет цветов.