Божественной Премудрости (Пруникос), принявшей облик Премудрого Змия, над ограниченным и злобным Демиургом-Ялдабаофом, входило в «тайную доктрину». Говоря о «скуке» оккультизма, Гумилев дистанцируется от своего юношеского «декадентства» 1906–1908 гг. (см. комментарии к № 1 в т. VI наст. изд.).

О Ю. Н. Верховском см. №№ 12, 28, 33 наст. тома и комментарии к ним.

Стр. 65–67. — Цитируется ст-ние В. А. Жуковского «Теон и Эсхин». Стр. 75–78. — Цитируется пятое ст-ние из цикла «Сновиденье» («Не могут оттого...»).

Автор пьесы «Грядущий Фауст», скрывшийся под псевдонимом «Негин», не установлен; тематика «модернизированного Фауста» в 1900-х гг. активно разрабатывалась А. В. Луначарским (статья «Русский Фауст» (1902), драма для чтения «Фауст и город» (1908–1910)).

Пьеса «Негина» состоит из двух частей — «Фауст в России» и «Фауст на чужбине». Главный герой — тридцатипятилетний (в начале пьесы) русский ученый Генрих Фауст, живущий по соседству с загородной усадьбой Марты. У Марты живет ее племянница Маргарита, которую Фауст (по наущению Мефистофеля) соблазняет в лесной сторожке, предварительно прочитав ей пространный отрывок из мальтузианского трактата: «Главнейшей нашей целью должна быть крайняя экономия в расходовании жизненных запасов земли и всего того, без чего существование наших потомков невозможно. Расхищение нефти, лесов, каменного угля и других даров природы быстро ведет человечество к ужасающей катастрофе, и если оно не опомнится теперь же, то его ждет неминуемая гибель» (С. 37). В отличие от первоисточника, соблазнив Маргариту, «русский Фауст» соединяется с ней гражданским браком и эмигрирует из России, поскольку Маргарита оказывается связана с террористической организацией. На фоне этого «гетеобразного» сюжета разворачивается сюжет мелодраматический, связанный с незаконнорожденным сыном шефа полиции Швайна, революционером Виктором, который, не зная о своем происхождении, становится отцеубийцей. В пьесе также действуют владелец винокуренного завода Устроев, растратчик-самоубийца Свистяков, куртизанка и мать-одиночка Жозефина. Доминирующей темой в пьесе является не столько толстовство, сколько мальтузианство (учение о необходимости искусственного сокращения народонаселения земли): Фауст, беседуя с закоренелым мальтузианцем Устроевым о способах «сокращения населения», уточняет, что «в тонкостях таких / Не в силах были разобраться / Такие люди как Золя, / Толстой, Маркс, Спенсер... Но земля / Не может больше дожидаться...» (С. 6). Итог всему действу после кончины Фауста подводит Мефистофель:

Векам грядущим завещал

Ты замысл светлый и глубокий,

Но... путь слепцам ты освещал:

В тебе их разум недалекий

Родства с богами не признал!

Подняв грядущих дней завесу,

Привел ты в ужас тем толпу.

И предпочла она прогрессу

Ослом пробитую тропу...

Пусть! Чем глупее поступает

Дурак, бичуя сам себя,

И род ослиный свой губя,

Тем лучше: место уступает

Он расе боле развитой!

Не знает жалости природа,

И в схватке жаркой и слепой

Сметает дряхлые породы...

30

Аполлон. 1911. №№ 4, 5.

ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, ШЧ, СС IV (Р-т), Соч III, ОС 1991, Лекманов, Москва 1988.

Дат.: апрель-май 1911 г. — по времени публикации.

Перевод на англ. яз. — Lapeza.

Статья была написана Гумилевым после возвращения из африканского путешествия 1910–1911 гг., во время которого в отделе критики «Аполлона», естественно, «накопился материал», — отсюда и необходимость в отступлении от традиционной формы «Писем о русской поэзии»: вместо «цепочки» отдельных рецензий, связанных, как правило, заявленной в первой рецензии общей темой, — обширное эссе, публиковавшееся в двух номерах журнала, в котором размышления автора о «книгах любительских, дерзающих и книгах писателей» (см. стр. 16–17) иллюстрируются отсылкой к рецензируемым изданиям.

Стр. 4. — Имеются в виду книги: Дружинин М. М. Стихи. СПб., 1909; Дружинин М. М. Стихотворения. СПб., 1909; Дружинин М. М. Стихи / Стихотворения. СПб., 1910. Модест Модестович Дружинин издал в Петербурге в 1912–1916 гг. еще четыре книги стихов. Разнообразные курьезности, встречающиеся в его книгах, вызвали много газетных откликов и пародий — часть этой библиографии автор привел в своем сборнике «Напевные грезы. Созвездие стихотворений» (1916) (см.: ПРП 1990. С. 308). Нужно отметить, что в творчестве Дружинина встречаются звукоподражательные ст-ния, предвосхищающие выступления кубофутуристов (ст-ние «Скотинец»: «Мяу! Мяу! / Гау! Гау! Гау! / Кукуре́ку! / Му! / Му! / Му!...» и т. д.), а также — близкие к русским футуристическим мотивам «Гилеи» богоборческие («Мятеж духа» (К завоеванью неземного, / К захвату власти Божества, / К ниспроверженью Царства Бога / Укажут путь мои слова), «Моление о славе» («О, Господи! Пошли мне славу Герострата!»)) и «славянофильские» ст-ния («Призвание Варягов», «Святослав», «Андрей Боголюбский», «Не должен духом падать серб...», «Да здравствует Россия!»). В ст-нии «Я уничтожу, я создам...» он дает следующую самохарактеристику:

Я уничтожу, я создам,

Я разделю, я обращу,

Предел поставлю временам

И мир собою возвещу!

Мне повинуются ветры,

В моих руках огонь земли

Мне верно служит океан:

Я есьмь Титан!

Характеристика творчества Дружинина — явно небесталанного! — как «стоящего вне литературы» предвосхищает парадоксальные гумилевские оценки кубофутуристов, ср.: «А ведь Маяковский очень талантлив. Тем хуже для поэзии. То, что он делает — антипоэзия. Жаль, очень жаль...» (Одоевцева I. С. 46). Стр. 8–11. — Цитируется ст-ние «Мольба» («О, не скрывай груди младой желанья...»). Стр. 12. — Имеется в виду книга: Антонов К. Е. «Дали блаженные!» Мелкие стихотворения. Пг., 1910. В отличие от М. М. Дружинина, творчество Константина Ермолаевича Антонова предвосхищает эгофутуристические «поэзы»: он принадлежал к окружению К. М. Фофанова (см.: ПРП 1990. С. 308) (в книге есть «Акростих, посвященный поэту Константину Михайловичу Фофанову»), воспевал Игоря Северянина (Твой звучный стих волшебно строен, / Мое он сердце веселит; / Давным-давно он удостоен / Священным именем — пиит!) и посвящал стихи «Памяти незабвенной поэтессы М. А. Лохвицкой». Его стихи явно тяготеют к интимно-«бытовой» исповедальности, свойственной будущим поэтам «Петербургского глашатая» (Горькою долей, незнаньем и слепостью / Впал я в пороки свои, — / И ныне борюсь я с раннею старостью, / Дни доживая мои! (ст-ние «О, дайте мне силы, выси небесные...»)). Помимо «Далей блаженных!» К. Е. Антонов издал сборник «Новые думы» (СПб., 1903) и «Цветы религии и веры» (Харбин, 1920). Стр. 13–14. — Имеется в виду ст-ние «Идолослужитель!» — яркий образчик «переходного» стиля — от Фофанова к «эгопоэзии»:

— Не тот, кто служит не умело

Любым искусственным богам,

Не тот, кто верит в свое дело,