– Они могут напасть на наш город, могут сжечь наш мир, но им никогда не сломить нас! – Ее голос напоминал скрежет железного прута по камням. – Узрите этого демона, люди! Вот он, главный враг человечества!

Я хмыкнул, услышав неправильно употребленное местоимение, но, похоже, больше никого это не заботило.

– Мы отправим демона и весь его род за самые дальние звезды, в последнюю Тьму, откуда нет возврата!

Удар был нанесен не сверху. Катар оказался настоящим артистом в своем деле. Двое легионеров закрутили сьельсину руки за спину, и меч, прочертив горизонтальную дугу, отделил голову от плеч. Нечеловеческая кровь, черная, как нефть, хлынула на обезглавленное тело, сопровождаемая вздохом и порывом ветра. Я понимал, что развязка была тщательно продумана. Она принижала мертвое существо.

«Смотрите, как легко и просто убить его!»

Мгновением позже обрушился восторженный рев, подобный шторму. Толпа ликовала, позабыв о религиозном смирении. Я отвел взгляд и посмотрел вниз. На свои ноги. Толпа бросала на арену серпантин из синтетического шелка – белые, зеленые и золотые ленты. Они медленно опускались через головы соседей на площадку. Я поднял взгляд и увидел, как эта пародия на снег оседает, расходясь, словно ресничные отростки радужки человеческого глаза, от центральной фигуры молодого лорда и стоявших рядом катаров.

Второй катар вытер лезвие белым лоскутом. Он сложил ткань пополам и плотно прижал половинки одну к другой, а затем раскрыл на всеобщее обозрение. От давления на ткани образовалось второе пятно, симметричное первому, – такой символ древние мистики показывали людям, чтобы заглянуть в их души. На этом представление закончилось, палач перекинул лоскут ткани через локоть и помог своему сотоварищу зачехлить Белый меч. Затем он поднял отрубленную голову за костяную бахрому, спускавшуюся с рогатого лба. Преклонив колено, катар передал голову Дориану, который едва не выронил ее, поднимая за волосы, чтобы показать толпе.

Все еще глядя себе под ноги, я прошептал одно-единственное сьельсинское слово:

– Udatssa.

«Прощай».

– В чем дело? – спросил я у охранника, войдя в барбакан. – Ваш человек сказал, что кто-то хочет видеть меня.

До этого я был на балконе и не заметил вызов, поступивший на голографический пульт в моей комнате, поэтому за мной послали слугу. Моя мокрая туника прилипла к телу, а волосы ко лбу. Тем не менее я выпрямился во весь рост, чтобы выглядеть внушительней, и постарался скрыть волнение.

Охранник посмотрел на меня, и с его потрескавшихся губ слетело отрывистое:

– Еще как!

Из караулки вышел Паллино, его смех притих, когда он оказался в зале с гулким эхом, отражавшимся от плиточного пола и высоких колонн. За ним появились еще двое охранников, смеясь над тем, что сказал старый мирмидонец. Он резко остановился, пожевывая что-то невещественное. Вероятно, слово. Уперев руки в бока, он разглядывал меня единственным синим глазом.

– Гхен был прав, когда назвал тебя «твое величество». Ты отмылся, парень.

Это была шутка, но в ней чувствовалось напряжение.

– А вот ты выглядишь так себе, – парировал я, и мирмидонец чуть улыбнулся.

Я попытался выдавить ответную улыбку, но не смог. В том, как держался старик, ощущался какой-то холод. Как быстро застыл его шутливый разговор с охранниками! Меня охватил внезапный страх.

– Кто-то…

Я не смог выговорить слово «умер». Хлыст? Или Сиран? Это не могла быть Элара – тогда бы он вообще не улыбался.

– Что? – вздрогнул Паллино. – Нет, мы думали, что это ты умер, проныра. По всему видно, что ты не заключенный. – Он показал на мою одежду. – Тогда зачем эти тайны?

Казалось, он хотел сплюнуть, но побоялся испачкать мозаичный пол.

– Ты решил, раз у тебя появились новые друзья, то о нас можно ноги вытереть? Хлыст не ошибался насчет тебя.

– Послушай, я…

Я оглянулся на охранников, словно надеясь отыскать какой-то ответ в их лицах. Позади мирмидонца виднелись открытые ворота, пропускавшие солнечный свет, но не влажную жару, благодаря мерцающему под высокой аркой статическому полю. Дальше почти на три мили простирался парадный плац, до самого колизея с его серым бетоном и блестящим металлом.

– Что?

Он собрался это сделать прямо здесь, на глазах у пельтастов дома Матаро? В поле зрения одной только Земле известно какого количества камер? Во имя императора, мы же стояли на пороге замка!

За моей спиной наклонные лифты поднимались на десятки этажей к вершине зиккурата и бельэтажу замка. Вокруг суетились логофеты и чиновники графа и самой Империи. Здесь были даже наемники-федераты в коричневых рубашках, неотесанная компания, неизвестно чего дожидавшаяся в сторонке. И Паллино собирался сделать это здесь?

– Ты взял и исчез, мальчик!

Мы не могли объясниться тут. Не могли нигде рядом с замком. Как мне ответить ему честно, не выдав своей тайны? Тайны, которую граф чуть ли не приказал мне сохранить.

В голову мне пришла удачная мысль, и я повернулся к пельтасту:

– Солдат, мне нужно поговорить с моим другом с глазу на глаз. Можем мы прогуляться по площади?

Пельтаст посмотрел на свою начальницу, женщину с худым лицом и жестким взглядом.

Она покачала головой. У них тоже был приказ. Они знали, кто я такой или, во всяком случае, что мне не разрешено никуда выходить.

– Мессир не может покинуть замок без сопровождения, – ровным голосом объявил пельтаст, подчеркнуто не глядя мне в лицо.

Я вывернул кисти рук так, словно они были в наручниках, и показал Паллино:

– Здесь я не совсем заключенный, но, как ты сам видишь, и не совсем свободный. Я не мог ничего сообщить вам.

Эти слова были не до конца правдивы – еще одна маленькая ложь из тех, с помощью которых мы спасаем свои души.

Паллино стоял, напряженный, как струна, обдумывая новые сведения. Наконец ему удалось выговорить всего лишь:

– Ух ты!

Я невольно фыркнул и жестом показал ветерану, что нужно отойти от ворот и охранников. Во всем замке не нашлось бы места, где нам было бы обеспечено уединение, и я не сомневался, что мои приходы и уходы заинтересуют кого-нибудь в службе безопасности графа.

Отведя Паллино в тень красной колонны и торопясь начать разговор, я спросил:

– Как все остальные? Как Элара?

И хлопнул старика по плечу, в надежде немного снять напряжение. Но, оглянувшись, увидел, что охранник у дверей внимательно наблюдает за нами.

– Что это значит? – спросил ветеран.

Глаз его блуждал по фрескам на потолке, изображавшим завоевание планеты домом Матаро, отступление презренных норманцев перед кремовыми сапогами Имперских легионов. Паллино оглянулся на меня с почти тоскующим выражением. Может быть, он вспомнил свою прежнюю жизнь?