– Поехали, – сказал он.

* * *

Эйзенхардт чувствовал, как в нём нарастает нервное беспокойство – это ощущение было сродни волнению перед выходом на сцену, когда у него случались публичные выступления, чтения или интервью. Если и мог наступить такой момент, когда необходимо предупредить Фокса об опасности, то он наступил сейчас. Наверняка он выехал, напав на след, которого не было у Кауна, и наверняка он не подозревает, что Кауну стало известно, куда он повернул.

Он вышел из мобильного домика, в котором учёные продолжали без устали обсуждать одно и то же. Он ни слова не сказал в объяснение. Каун давно исчез, а в переговорной комнате всё велись дебаты о пустяках, словесный мусор, застольная болтовня в пивной для некурящих трезвенников.

Он искал Райана.

Тот стоял у своей машины, по-полководчески ступив своим военным башмаком на порог открытой дверцы, держа около уха телефон. На крыше машины он расстелил карту Израиля. Внешне это зрелище было полно высокого драматизма, словно тут развивались события, как минимум, Шестидневной войны.

Эйзенхардт остановился в некотором отдалении и подождал. Какая нелепая ситуация! Лагерь вокруг был пуст и всеми покинут, как театральная сцена после окончания спектакля – палатки свёрнуты, приборы по большей части запакованы в ящики, – а этот человек стоит посреди обезлюдевшей пустоты и командует незримой армией.

Когда Райан закончил свои телефонные переговоры, Эйзенхардт подошел поближе и дал о себе знать. Как можно осторожнее он спросил, не будет ли сегодня возможности ещё раз съездить в Американскую библиотеку, потому что ему тут кое-что пришло в голову, и это стоит проверить…

– А, мистер Эйзенхардт, – сказал Райан и повернулся к нему, как будто только его и ждал. – Я должен передать вам привет от мистера Кауна. Ваш ангажемент с сегодняшнего дня закончился. Пожалуйста, соберите вещи, кто-нибудь отвезёт вас в аэропорт в Тель-Авив.

Писатель уставился на Райана так озадаченно, как будто его окатили ведром ледяной воды.

– Но… Но как же… – Каун даже не счёл нужным сказать ему это сам, лично. Уж не говоря о том, чтобы попрощаться или тем более поблагодарить.

Райан безжалостно оглядел его с головы до ног.

– Мистер Каун считает, что в последнее время вы внесли в решение ситуации не такой большой вклад. И, признаться честно, мне нечего ему возразить.

Эйзенхардт открыл было рот, но мысли настолько переполошились в его голове, что он не сообразил, что сказать. Странным образом он чувствовал себя виноватым, что не оправдал возложенных на него ожиданий. Да, это верно. В последние дни ему в голову не пришло ничего дельного. Каун привлёк его к делу, чтобы он нашёл для него камеру, а он не только не нашёл её, но даже вступил в сговор с тем, кто перечеркнул планы Кауна.

Телефон Райана зазвонил, и он снова принял позу полководца.

* * *

Один раз преследователи подъехали близко, чтобы по номерным знакам удостовериться, что сопровождают нужную машину, и после этого далеко отстали. Более броскую машину этот американский студентик не смог бы найти, даже если бы сильно постарался.

– Мы только что проехали Беэр-Шева, – доложил по телефону человек на пассажирском сиденьи. – Он едет дальше в направлении Эйлата.

– Окей. Продолжайте и держитесь на максимальной дистанции.

* * *

Итак, он не оправдал ожидания. И что теперь? Эйзенхардт пошвырял свои вещи в дорожную сумку. Всё это уже была не его проблема. Медиамагнат думал, что имеет дело со строго логической задачей. Задачей, которую можно решить в тихом кабинете, если как следует напрячь мозги. Ха! Чушь полная. Нет, ему не в чем себя упрекнуть. Всё, что мог, он сделал.

Писатель осмотрелся. Если всё так, как он думает, то отчего он в таком бешенстве? Он хорошо здесь заработал. Пережил интересное приключение. Собрал массу нового материала, из которого может возникнуть роман. И всё-таки он был разъярён.

Потому что он чувствовал себя использованным. Такой человек, как Каун, считает, что он может позволить себе всё, потому что он богатый и могущественный.

– И знаешь что? – пробормотал Эйзенхард, разговаривая сам с собой. – Он прав. Он действительно может позволить себе всё, потому что он богатый и могущественный.

Вот что заставляло его кипеть от ярости.

Дорожный будильник. Он всё ещё стоял на ночном столике. Эйзенхардт взял его и засунул на дно сумки, под рубашки и трусы, потом замер и посмотрел на телефон, рядом с которым только что стоял будильник.

Неужто все телефонные разговоры записываются? Вполне возможно. По крайней мере, записываются все набранные номера вместе с временем и датой звонка, чтобы потом можно было перепроверить телефонные счета. В США это обычная практика в каждом доме.

Вокруг стояла полная тишина. Самым громким шумом было его собственное дыхание.

Ну, даже если и так, что с ним теперь может случиться? Он будет сидеть уже в самолёте, прежде чем кто-нибудь заметит, что он предупредил Фокса.

Он положил руку на трубку. Холодная, гладкая пластмасса. Жизнь и смерть – разве об этом идёт речь? Нет. Речь идёт о том, чтобы такой человек, как Каун, мог делать всё, что он захочет. Даже гешефт на самой невероятной археологической находке за всю историю.

Стивен Фокс ехал сейчас в машине где-то далеко, чтобы оказать противодействие могущественному медиамагнату. Может быть, без достаточных оснований и, может быть, неподходящими средствами, но он это делает. И не догадывается, что люди Кауна уже вышли на его след.

Эйзенхарт ещё раз набрал полные лёгкие воздуха. Вокруг стояла всё та же тишина, как будто весь мир вокруг вымер. Потом он достал из кармана бумажку с номером телефона и снял трубку.

Провод был мёртв. Его телефон уже отключили.

Снаружи кто-то постучал кулаком ему в окно.

* * *

Пустыня Негев была совсем не такой, как представлял себе Стивен. Он рисовал в своём воображении картину с величественными волнами лучисто-жёлтых песчаных дюн, которые походили на застывшее море из песка, простирающееся от горизонта до горизонта, он представлял себе караваны верблюдов, шествующих от оазиса к оазису. А вместо этого они ехали сквозь выжженную, серо-чёрную каменистую пустошь, похожую скорее на протянувшийся от горизонта до горизонта лунный ландшафт. Солнце палило так неумолимо и беспощадно, что звон стоял в ушах. Чёрные иссохшие колючки, попадавшиеся вдоль дороги, свидетельствовали об упорстве жизни, но выглядели так жалко, что поневоле хотелось присудить победу пустыне.

Чем дальше они ехали по угнетающему каменистому плато, тем неправдоподобнее казалось Стивену, что этот монастырь, о котором рассказал отец Иешуа, действительно существует.

– Как люди могут тут выжить? – внезапно спросил он в тишине, которая воцарилась в машине, начиная от Беэр-Шева.