могла пройти и шага, беспомощно повиснув на моей руке. Отвращение и торжество клокотали в сердце, однако была ещё и противная мне жалость: от некогда напыщенной и горделивой богини не осталось и следа. Оказалось, что на улице её ожидала верная тир, которая теперь повсюду сопровождала свою госпожу. Тащиться пешком до Асгарда ван не захотела и сотворила портал, попросив перепуганную девушку представить покои Фригг, ибо никто из нас никогда там не бывал. Ас испуганно дёрнулась, шагая в разрез между пространством, и всё шептала, заклиная ничего не говорить Одину, иначе он совсем отвернётся от немощной неё. Дура.

Покои богини объял бардак: сбитые простыни, всюду валялись подушки и ковры, из распахнутых сундуков торчали вещи и украшения, а воздух пронзил запах жжённых трав, от которых тут же начинала кружиться голова. Гулльвейг моментально отыскала источник зловония и принюхалась к вязанке.

— Кто велел вам жечь это? — прошипела она.

Тир испуганно выдавила:

— Госпожа Фрейя.

Гулльвейг яростно стиснула одну вязанку трав, убирая её в сумку на поясе, а остальные велела собрать и уничтожить, чтобы никто не вдыхал запах. Тир тут же засуетилась по комнате, убираясь и открывая окна. Фригг безвольной куклой сидела на полу, кусая ногти. Прялка пряталась за ширмой и гордо стояла в центре, а вокруг неё были обмотаны тысячи нитей. Они не казались зачарованными и не напоминали те, что обвивали округу, а потому и не казались магическими, но ван не рискнула к ним притрагиваться голыми руками и только лишь поддела кинжалом, всматриваясь в них. Гулльвейг долго обходила прялку, разглядывая её со всех сторон и шепча заклинания, что взывали к спрятанному внутри сейду, но отвечала ей только тишина. Тогда она подбежала к Фригг и стиснула её руку в своей, считая удары сердца, а затем коснулась лба аса, и та безвольно упала на пол. Тир закричала и хотела броситься к своей госпоже, но я удержал её на месте, догадываясь, чего добивалась ван: она проверяла связь между Фригг и прялкой, ища заклинание, что отравляло и изводило. Недобрый оскал сделал Гулльвейг по истине устрашающей, и, чуть порезав палец аса, метнулась обратно к прялке, ударив по ней тем же кинжалом.

Фригг тут же заорала и стала припадочно кататься по полу, начав биться в истерике. Тир вырвалась и подбежала к ней, пытаясь успокоить, однако богиня оттолкнула её и бросилась к Гулльвейг, желая расцарапать ей лицо, пронзительно крича:

— Ты! Ты хотела убить меня тварь?! Ненавижу, ненавижу! Посмотри, Фрейя, что ты сделала! Я ослепла из-за тебя, сука!

Она кричала и кричала, не понимая, кто стоит перед ней, а Гулльвейг пыталась вырваться и успокоить аса. И тут в комнату ворвалась стража, что ринулась к нам с мечами, желая схватить и доставить к Одину. Бросив в них огненные шары, я оттолкнул вана, защищая, а она мигом сотворила портал, в который мы едва успели прыгнуть, пока нас не схватили.

Портал выплюнул нас на поляну в Ванахейме, и Гулльвейг тут же призвала сокола, отправляя его в дальнейший полёт.

— Что произошло?

— Не сейчас! — рявкнула она, сверкнув на меня своими глазами, в которых клубилась тьма.

Я отошёл от неё, не желая связываться, и принялся расхаживать по поляне, что словно в насмешку разила спокойствием и умиротворением. Здесь ничего не поменялось, здесь был покой, которому совершенно не было дела до наших проблем. Время тянулось медленно, и я уже почти отчаялся, как вдруг на поляну пришли двое: Фрейя и Фрейр. Однако не успели они сказать и слова, как Гулльвейг налетела на сестру, оставляя на её лице пылающую пощечину. Чары клубились в её руках ядовитым чёрным туманом, который она швырнула в Фрейю. Та чудом успела пригнуться, посылая в младшую волной землетрясения.

— Совсем ополоумела? — прокричала она, но Гулльвейг было всё равно: ярость клокотала в её душе, выплёскиваясь на всех злобными чарами.

И неизвестно чем бы закончилось их противостояние, если бы Фрейр не оттащил старшую сестру, а я не стиснул в объятиях колдунью.

— Вы совсем обезумели? Что вы творите в священной роще первоцвета?! — пробасил ван, и я никогда не видел его ещё таким злым. Он точно был защитником Ванахейма.

Гулльвейг рвано дышала и сжигала сестру взглядом:

— Спроси у этой дряни! Пусть она расскажет, что сотворила с Фригг!

— Так это из-за тебя такой шум в Асгарде, дура?! — прокричала Фрейя. — Зачем ты взлезла? Сдохла бы она через пару месяцев, никто бы не заметил. Или в тебе неожиданно совесть проснулась?

— Мне плевать на всех, Фрейя, кроме самой себя! А ты, подлая сука, подставила меня!

Я не выдержал происходящего балагана и рявкнул:

— Объяснитесь!

Фрейя оттолкнула брата и скрестила руки на груди — от неё разило такой неприязнью, что любой цветок в округе сгнил бы ещё в семечке, если бы не их природа ванов. Гулльвейг раздражённо поправила волосы и швырнула в сестру вязанкой трав:

— У нас был уговор, что любое оружие асов будет содержать каплю чей-то крови: моей, Фрейра или её, — она ткнула пальцем на сестру. — Ты знаешь про молот Тора и посох Одина. С прялкой мы задумали такой же план: Фригг просто стала бы зависимой и тихой, ведь её больше всего на свете волновала судьба сына. И она бы отчаянно искала способ продлить Бальдру жизнь, но не ослепла бы и не сошла с ума!

Фрейр испуганно посмотрел на старшую сестру:

— Что ты наделала?

— Она смешала свою и твою кровь! Душа чокнутой богини стала не выдерживать, ибо ты ведь истинный провидец. На Фригг обрушился шквал видений, и разум её помутился, и тогда она бросилась просить помощи у нашей дорогой сестры, которая добавила ещё и мою проклятую кровь! А затем велела жечь ей ядовитую смесь из грибов и белены каждый день, из-за чего Фригг ослепла навсегда и сошла с ума. А когда я попыталась снять чары, то заклинание отлетело и в меня, и в чокнутую. Тогда-то я и поняла, что натворила эта дрянь!

Фрейя стояла с довольным лицом, надменно взирая на нас всех, а её брат отшатнулся от неё и едва прошептал:

— Зачем?

— А разве не вы хотели уничтожить и отомстить асам? Вот только ты, дорогой братец, ради этого ничего не сделал! Только ухлёстываешь за Сиф и думаешь, как бы залезть под её платье. А наша Гулльвейг связалась с ётуном и кувыркается с ним с утра до ночи, не думая ни о чём ином! И кто должен расхлёбывать то, что начали мы вместе,