Она стремительно окинула взглядом зеленые холмы, видимые оттуда, где она стояла, но нигде не было ни души.

«Надо бежать, – думала она, – но в какую сторону? И если он видит меня, то сможет догнать, тем более, сейчас, когда я ослабела от голода.

Надо бежать, надо бежать, надо бежать! Я теряю драгоценные секунды!»

Небо, казалось, тяжело опускалось к ней, и она боялась, что один лишь вид ее брата – высокого, стройного, бледного, одетого, как Элвис Пресли, еще один Король, которому не позволили умереть, – переходящего через вершину одного из этих холмов, – вовсе лишит ее способности двигаться.

Спиной она прижималась к грубой коре тополя, и внезапно повернулась и обняла дерево; она не понимала, что хочет забраться на него, до тех пор, пока не обнаружила, что взлетела уже на несколько ярдов по серому стволу, вероятно, приведя в негодность свой шерстяной жакет и юбку.

Крона дерева образовывала плотную массу круглых желтовато-зеленых листьев, и она надеялась, что если сможет добраться до одной из почти вертикальных веток, то спрячется от любых взоров. Быстрое жаркое дыхание обжигало ей горло, но она не позволила себе проявить слабость, поскольку не на шутку опасалась, что если сейчас ей покажут какую угодно карту, она рухнет обратно на траву, ничего не сознавая, и готовая ко всему, что ему требуется от нее.

Она дотянулась исцарапанными руками до развилки нижней ветви, забросила ногу на нее, разорвав при этом шов юбки, зацепилась лодыжкой рядом с левой рукой и, даже застонав от усилия, подтянулась и влезла в узкую седловину. Не останавливаясь, она выпрямилась, прижалась спиной к стволу, уперлась ногами в ветку и лишь после этого замерла и отчаянным усилием попыталась сдержать свое хриплое дыхание.

В конце концов ей удалось дышать, хоть и по-прежнему ртом, но беззвучно. Она слышала шепот движения по отдаленной Макивой-стрит, который походил на звук, с которым чемоданы в аэропорту едут по ленте конвейера, а шелест окружавших ее листьев звучал, как отдаленное пощелкивание множества кастаньет. Сквозь просвет между листьями она видела желтый квадратик плавленого сыра, мягко покачивавшийся на поверхности воды.

Она попыталась поверить, что ошиблась, что его здесь нет, но не смогла. И когда услышала шаги, шуршащие по высокой зеленой траве, то лишь закрыла глаза на мгновение.

– Бернардетт, – негромко сказал он, стоя прямо под нею, и ей пришлось прикусить губу, чтобы удержаться от ответа, чтобы не заорать, как мог бы заорать ребенок, играющий в прятки, чтобы оборвать невыносимое напряжение, когда исход так близок.

– Ветчины нет, – продолжил он. Его слова были совершенно ясны, она никак не могла превратно понять его, и от бессмысленности этого заявления ей еще сильнее захотелось закричать. Конечно же он знал, где она спряталась, и просто издевается над нею! – Сыр, – произнес он. – И хлеб. Это хорошо, что ты все еще воздерживаешься от мяса; умница. Прямо как дочка миссис Портер.

Нарди помнила, как Рей-Джо однажды пересказал ей очень старую песню, дошедшую, впрочем, до нынешних времен – хотя в нынешнем варианте имя «Персефона» низвели до «миссис Портер».

Она посмотрела вниз – и почувствовала, что серьга выпала из проколотого уха. Молниеносным движением она прижала локоть к коре дерева и неловко поймала маленький золотой шарик между стволом и тканью жакета. Она чувствовала эту сережку кожей сквозь рукав возле острия локтя, и почти хладнокровно думала о том, сколько времени пройдет до тех пор, как ее рука устанет и задрожит.

Он цитировал песню безумной Офелии из Гамлета. Он часто читал Нарди эту пьесу, пока держал ее взаперти в жалкой комнатушке жалкого публичного дома под названием «Дюлак». И, естественно, не вслух, а мысленно, произнесла из следующей строфы:

и подумала, сможет ли она хотя бы попытаться отбиться от него, если он увидит ее здесь, на дереве.

А он рассмеялся.

– Рей-Джо в действии! – провозгласил он приподнятым тоном. – Свободный Вегас Рея-Джо!

Нарди Дин теперь видела его под собою, тщательно уложенные волосы, блестящие над отделанным крупными кристаллами горного хрусталя воротником белого кожаного пиджака. В руке он держал пневматический пистолет, и она знала, чем он заряжен: инъекционным дротиком с транквилизатором, наподобие того, с каким он подловил ее в то декабрьское утро и смог вывезти в пустыню Тонопы; шприц торчал из рукава ее блузки, и его ярко-красное оперение казалось эксцентричным бантиком.

Ее рука, та самая рука, в которую тогда попал дротик, начала дрожать. Уже скоро она не сможет сохранять то неестественное положение, в котором удавалось удерживать выпавшую сережку, и она упадет. Упадет она возле его левой ноги. Он услышит падение, взглянет вниз, увидит серьгу и, конечно, тут же посмотрит наверх.

– Думаю, что, так или иначе, ты можешь слышать мои слова, – негромко сказал он, – в своей голове. Я думаю, что, очень возможно, ты придешь к этому дереву, если я подожду. Мы оба знаем, что тебе этого хочется. Ты встречалась с ним в среду ночью, верно? С сыном Короля, принцем, генетическим валетом червей. И после этого тебя можно выследить. А я совершенно уверен, что если бы он поимел тебя, то отследить тебя было бы невозможно. О чем это говорит?

Что я берегу себя для тебя? – подумала она. Ты так себе это представляешь?

Плечи у нее болели все сильнее. «Неужели я действительно берегу себя для него? – думала она. – Неужели все это – зарезанная мадам Дюлак, побег в Лас-Вегас, использование полученной от него силы, для того, чтобы не спать, – всего лишь демонстрация неповиновения, попытка сохранить самоуважение перед тем, как позволить использовать себя в роли заточенной навеки Дамы-зомби, которую он подготовил для меня? Может быть, я испугалась того, что Скотт Крейн сможет одолеть своего отца, и попросту воспользовалась подходящим предлогом для того, чтобы сбежать от него?

Может быть, я действительно хочу отдаться на милость Рею-Джо Поге?»

«Нет, – решила она. – Нет, даже если это правда. Пусть даже я притворялась последние три месяца, но уже этот срок позволяет объявить предмет притворства истиной».

Она еще сильнее уперлась локтем в дерево, жалея о том, что не может вдавить серьгу себе под кожу.

Из фонового гула автомобильного движения выделился более сильный звук – кто-то ехал на машине поблизости.

Она увидела, как Поге внизу настороженно оглядел парк, и сообразила, что машина, судя по всему, едет прямо по траве. А потом поняла, что машина не одна.

– Дерьмо! – чуть слышно бросил Поге и, быстро отступив от дерева, пропал из виду. Прислушавшись к его удалявшимся шагам по траве, она подняла руку и позволила серьге упасть, задумавшись, уже во время движения, не слишком ли рано она это сделала и не хотела ли она сделать это слишком рано.