– Ка-ар-р-р! Кр-р-ра-а-а!!! – убедившись, что ее старания пропадают напрасно, птица перестала долбить пень и, застыв, воззрилась на меня круглыми глазами-бусинами. Очередной вопрос уже вертелся у меня на языке, но ничего произнести я так и не успела – горло словно бы перехватила невидимая петля.

Борясь с нежданным удушьем, я закашлялась, а уже в следующий миг ощутила, что куда-то проваливаюсь: в ушах зашумело, бор безумной каруселью завертелся перед глазами, и я вновь увидела заваленный телами, оскверненный алтарь в Нижнем Храме. Все тот же черный дым, все тот же дремлющий демон… А потом рука мертвой Брины неожиданно сдвинулась чуть в сторону, и моим глазам предстал вставленный меж каменных завитков маслянисто-черный, напоминающий очертаниями и размером гусиное яйцо камень. Его гладко отполированная поверхность притягивала взгляд, а сам кристалл мерно и часто пульсировал – словно сердце в невидимой груди, и эта пульсация завораживала – хотелось забыть обо всем, и просто смотреть, смотреть…

– Кр-р-ра!!! – недовольное карканье вырвало меня из окутавшего сознание видения, и я увидела, что уже не стою, а сижу на толстом ковре палой хвои, по-прежнему крепко сжимая в руке травнический нож. Солнечный луч упал на его лезвие, и я ошеломленно прошептала:

– Надо разбить камень…

– Кр-р-ру. Кр-р-р-р, – теперь ответное карканье ворона напоминало довольное воркование, ну а я чувствовала себя так, словно окутывающая мое сознание пелена спала, даровав тем самым на диво ясные и простые ответы, которые я словно бы всегда знала… Просто вспомнить не могла.

Попытка поджечь Нижний Храм была заранее обречена на провал – уничтожив тело твари, пламя не смогло бы повредить камень, а ведь именно в нем таилась суть демона – то, что связывало его с нашим миром. Разрушь кристалл – и дверь в Аркос надежно закроется, а все уже сотворенное тварью колдовство потеряет силу… Полынный дым отгонит на время сторожащих залу призрачных змей, позволит приблизиться к алтарю…

Седобородый не пожелал вмешиваться, но в тоже время дал такую необходимую подсказку. Другой вопрос – смогу ли я справиться с предстоящим чародейством в одиночку?

– Спасибо, – из-за пересохшего горла мой голос охрип, а ворон… Или один из безымянных слуг Хозяина Троп вновь перелетел на белеющую ткань платка и принялся за остатки подношения. Наверное, мне следовало бы подняться с земли, но вместо этого я, не двигаясь с места, молча наблюдала за неторопливой и важной птичьей трапезой.

– Кхм… – вежливое покашливание прямо за спиной заставило меня резко обернуться. Возле одной из сосен, держа коня под уздцы, стоял «Карающий». Сейчас на нем не было ни нагрудника, ни темно-красной куртки, но, несмотря на это, я сразу его узнала.

Хотя Рэдлин и просил поминать в молитвах главу заставы Морида, я этого не делала – из-за Мэлдина столкновение с разбойниками как-то быстро утратило краски, а мои мысли занимали совсем другие заботы, и вот теперь наши с Моридом дороги пересеклись самым непостижимым образом. Переведя взгляд на по-прежнему невозмутимо трапезничающего ворона, я подумала, что без Седобородого здесь не обошлось, а «Карающий» заметил:

– Честно говоря, я думал, что ты, жрица, возносишь сейчас молитвы в святилище, а не делишься обедом с птицами.

Ворон, услышав такую речь, оторвался от хлеба, и, смерив воина презрительным взглядом, возмущенно каркнул – мол, нечего равнять меня, вестника Седобородого, с какими-то там птицами, а я, представив, как все это смотрится со стороны, невольно усмехнулась.

– Всему свое время. Какими судьбами, глава Морид?

– Самыми обычными, – «Карающий» уже совладал со своими чувствами, и выглядел таким же мрачно-сосредоточенным, что и на заставе, – Прибыла смена, я со своими ратниками получил законное право на отдых и решил узнать, как поживает одна моя знакомая жрица в Мэлдине.

– Этот храм – не лучшее место для встреч, – решив, что уже и так уже слишком долго сижу на голой земле, я попыталась встать, а «Карающий», перекинув повод коня на одну из ветвей, тут же пришел на подмогу. Ноги изрядно занемели, так что от помощи Морида я отказываться не стала, опершись на поданную руку.

– Я рад, что ты не изменилась, – тихое замечание ратника не только заставило меня удивленно вскинуть брови, но и встревожило – словно где-то внутри задрожала натянутая до предела струна.

– А должна была?

В ответ Морид нахмурился еще больше:

– Всякое бывает… Мы можем поговорить тут – без лишних ушей?

– Ну, один свидетель этого разговора все равно будет, – скрыв овладевшую сердцем тревогу, я попыталась отшутиться, и «Карающий» мрачно усмехнулся в ответ:

– Ворон – птица серьезная, а не какая-нибудь сорока. Лишнего не разболтает.

После чего подвел меня к поваленному стволу и, дождавшись, когда я устроюсь поудобнее, сел рядом. Отвернулся, еще раз взглянув на подбирающего последние крошки вестника Седобородого.

– Наверное, мой вопрос покажется странным, жрица, но все же – не кажутся ли тебе обитательницы Мэлдина слишком себе на уме?

Я удивленно взглянула на Морида, но кривить душою не стала:

– Искренность – не та добродетель которую стоит искать в этом храме.

«Карающий» медленно кивнул:

– Значит, есть надежда, что мои слова не покажутся тебе поклепом на служительниц Милостивой… На заставе я так и не решился на этот разговор – не хотел смахивать на сплетника, но потом долго корил себя за молчание. Потому теперь и приехал в Мэлдин, хотя Матерь Ольжана меня совсем не жалует.

Произнеся все это, Морид замолчал – я видела, как он хмурится, чувствовала исходящее от «Карающего» напряжение, но не торопилась засыпать его вопросами и сбивать с мысли. Наконец, он заговорил.

– Моя сестра отличалась легким и веселым нравом, и была истиной отрадой для всей семьи. Младшим братьям она заменила мать, и потому я не торопился выдать Кирею замуж. Впрочем, если б сестра нашла себе кого по сердцу, мешать я ей тоже бы не стал и приданым бы не обидел. Кирея знала это и принимала, как должное – такая свобода была ей по вкусу. Она заправляла домом, возилась с младшими, посещала храмы… Скорее, по обычаю, чем из-за горячей веры, и, в конце концов намекнула, что будет рада видеть одного из моих товарищей во время семейных обедов, но потом сестра посетила Мэлдин, и все переменилось. Вернувшись из храма, она сказала мне, что приняла решение служить Милостивой в Мэлдине – именно в этом, а не в замужестве, состоит ее предназначение. О приглянувшемся же ей Дори Кирея даже слышать больше не хотела. Конечно же, я спросил ее, чем вызваны такие перемены, и мне ответили, что жрицы Мэлдина, в отличие от других служительниц Малики, раскрыли дремлющий в крови сестры дар.

– А он был? – немедля уточнила я, и «Карающий» пожал плечами.

– Как сказать… Моя бабка по отцу умела синяки да ссадины заговаривать, но этим все ее вороженье и заканчивалось. Кирея же и этого не могла, но зато на игральных костях гадала. В яблочко попадала часто – не без этого, но и до пророчицы ей было, как мне – до князя… Словом, ничего такого, что действительно заинтересовало бы служительниц. В том же Римлоне сестре и вовсе посоветовали не гадать – искра дара, мол, сильнее не разгорится, а вот жизненные силы израсходуются без толку. Кирея из-за этого еще долго переживала…