– Синдрома?

Он посмотрел на детей, замерших в такой позе, будто они собираются сделать шаг. Они часто играли так, соревнуясь, кто из них больше напоминает статую.

– Великий Руководитель прочел о таком синдроме и решил, что если продержит одну женщину в тюрьме достаточно долго, она влюбится в него.

– Одну женщину? – переспросила Сан Мун.

– Неважно, кто она такая, – сказал он. – Главное, она американка. За ней приедет делегация, и если Великий Руководитель не отдаст ее, наш план провалится.

– Ты сказал, ее взяли в плен. Что… она в клетке или в тюрьме? И как давно она в плену?

– Ее держат в секретном бункере. Она плавала вокруг света на лодке, и у нее что-то там случилось. Они схватили ее в море, и теперь Великий Руководитель сильно увлекся ею. Он спускается в бункер по вечерам и заставляет ее слушать оперы, написанные в его честь. Он хочет оставить ее там, в подземелье, до тех пор, пока она не проникнется к нему нежными чувствами. Ты когда-нибудь слышала о чем-то подобном? Скажи мне, что так не бывает.

Сан Мун какое-то время хранила молчание. Затем она заговорила:

– А что если женщине пришлось спать с поработителем в одной постели?

Га посмотрел на нее, пытаясь понять, на что она намекает.

Сан Мун сказала:

– Что если она во всем зависела от поработителя – еда, сигареты, одежда – и он мог погладить ее по головке или отнять у нее все, смотря по тому, какая блажь придет ему в голову?

Она пытливо взглянула на него, будто действительно желая услышать его ответ, а он хотел понять одно – о нем шла речь или о его предшественнике.

– Что если у женщины появились дети от этого поработителя?

Га взял ковш из ее рук и протянул детям, но те застыли в позе статуй, держащих серп и молот, прямо как на бордюре Монумента в честь основания Партии, и даже дневной зной не мог заставить их выйти из своих образов.

– Тот человек ушел, – сказал он. – И теперь я с тобой. Я не твой поработитель. Я твой освободитель. Я пытаюсь заставить тебя произнести слово «побег». Вот чего жаждут заключенные Великого Руководителя. Да, девушку заперли в камере, но сердце ее неустанно жаждет побега. И она ухватится за любую возможность, чтобы сбежать, поверь мне.

– Ты говоришь так, будто знаком с ней, – заметила Сан Мун.

– Было время, – произнес он. – Будто в прошлой жизни. У меня была работа – я записывал радиосообщения на море. С рассвета до заката я слушал сигналы и в самый темный час я услышал ее, Чемпионку по гребле. Они с подругой плавали вокруг света на лодке, но эта женщина… она гребла ночами, не видя горизонта, на который могла бы ориентироваться, или солнца, по которому могла бы судить, как далеко отплыла, и она оставалась совершенно одна. Она была навеки связана с другим гребцом и все же совершенно одинока. В одиночестве плыла она, налегая на весла, но ее душа, ее сообщения… никогда еще слова женщины не звучали так свободно.

Сан Мун вскинула голову и повторила его слова, будто примеряясь к ним.

– Навеки связана с другим…, – прошептала она задумчиво, – и все же совершенно одинока.

– Ты ведь так хотела бы жить?

Она покачала головой.

– Ты готова обсудить план?

Она кивнула.

– Хорошо, – сказал он. – Просто помни, что «навеки связана, но все же одинока» – это не так уж плохо. Если по каким-то причинам нам придется расстаться, если мы почему-то окажемся не вместе, мы все равно останемся «навеки связаны», даже не будучи вместе.

– Что ты такое говоришь? – спросила она. – Не будет никакого одиночества. Так не должно быть.

– Вдруг что-то пойдет не так, что если мне придется остаться, чтобы вы могли бежать втроем?

– Ну, нет, – возразила она. – Ничего подобного не произойдет. Ты мне нужен. Я не говорю по-английски, я не знаю, куда идти, я понятия не имею, кто из американцев информатор, а кто нет. Мы не собираемся разъезжать по миру с рюкзаками за спиной, в которых лежит только наша одежда.

– Поверь мне, если что-то пойдет не так, я через какое-то время приеду, и мы будем вместе. Я как-нибудь добьюсь этого. И ты не останешься одна. А пока меня с тобой не будет, тебе поможет жена сенатора.

– Мне не нужна чья-то жена, – ответила она. – Мне нужен ты. У меня должен быть ты. Ты не представляешь, какой была моя жизнь, как меня искушали, как морочили мне голову, пока не появился ты.

– Ты должна мне поверить, я тебя не брошу, – убеждал ее Га. – Как только ты окажешься в безопасности, я появлюсь рядом с тобой. Я бывал в Южной Корее двенадцать раз, девять раз в Японии, дважды в России, я видел рассвет и закат на техасской земле. Я обязательно приеду к тебе.

– Нет, нет, нет, – твердила она. – Ты не можешь так поступить со мной. Ты не исчезнешь. Мы поедем вместе. Твоя работа заключается в том, чтобы так и случилось. Это фильм «Касабланка» заморочил тебе голову? – повысила она голос. – Ты не окажешься такой жертвой, как Рик. Он не справился с этой работой, его работа заключалась в том, чтобы… – Она остановилась, чтобы совсем не расстроиться, и подарила ему чувственную улыбку актрисы. – Ты не можешь меня бросить. Я твоя пленница, – прошептала она. – Что хороший пленник без своего захватчика? Разве нам не понадобится провести много времени вместе, чтобы убедиться раз и навсегда в существовании синдрома, о котором говорил Великий Руководитель?

Он почувствовал фальшь в ее голосе. Теперь он узнал ее актерскую игру, понимая, что за ней скрывались безысходность и беззащитность. И он любил ее за это еще больше.

– Ну, конечно, я поеду с вами, – успокоил ее Га. – Я всегда буду с вами.

А затем последовал поцелуй. Сначала она подняла голову, глаза ее сверкали у его губ, рука медленно пробиралась к его ключице, где и задержалась, а затем она медленно, медленнее не бывает, потянулась к нему. Он узнал тот поцелуй из фильма «Выше знамена!». Она подарила его слабоумному южнокорейскому пограничнику, а тем временем группа освободителей отключила электричество в караульной вышке и вступила в бой за освобождение Южной Кореи от капиталистических диктаторов. Он мечтал об этом поцелуе, и это случилось – теперь он принадлежал ему.

– Давай сбежим! – шепнула она ему на ухо.

Граждане! Откройте окна и посмотрите на небо – над Пхеньяном летит вóрон. Своим острым мощным клювом он схватит и растерзает любую угрозу, нависшую над патриотическими народными массами, что находятся внизу. Послушайте, как он с пронзительным криком вздымает свои черные крылья. Взгляните, как этот хозяин неба устремляется вниз, на школьный двор, и принюхивается ко всем детишкам, пытаясь выявить, нет ли среди них трусов, а затем, выпустив когти, пикирует вниз, чтобы оценить преданность голубей, прекрасно обрамляющих статую Ким Ир Сена. И посмотрите, как наш вóрон с его уникальным зрением, способным разглядеть девственность, кружит над Молодежной группой Чучхе, одобрительно кивая, – так эта знаменитая птица проверяет с воздуха их репродуктивную непорочность.