Сан Мун пробежалась своими нежными пальчиками по струнам гитары. Та издала глухой стон, как будто звонкий хэгым[31]завернули в одеяло и окунули в ведро с водой.

– Американцам есть о чем печалиться, – заметила она, пощипывая гитарную струну. – Но послушайте, я не могу сыграть на ней ни одну песню.

– Но ты должна, должна, – сказал Великий Руководитель. – Пожалуйста, сделай так, чтобы она сыграла для меня.

Сан Мун принялась наигрывать на гитаре: «Сожалею, что в сердце моем…, – запела она. – Не вмещается моя любо-о-овь…».

– Так-та-а-к…, – произнес он.

Она продолжила: «К самой демократической стране в мире-е-е…, – пела она. – Корейской Народно-Демократической Республике-е-е».

– Хорошо. Только поменьше этого птичьего чириканья. Пой, чтобы кровь кипела в твоих жилах.

Она положила гитару на барную стойку струнами вверх, так, как играют на правильных струнных инструментах. Она старалась захватывать струны так, чтобы извлечь из них разные ноты:

– Янки ра-а-ды, – пела она, неистово бренча на гитаре. – Янки печаа-альны.

Великий Руководитель отбивал ритм руками по барной стойке.

– Но нашей стране разница не видна-а-а, – стучала она по гитаре. – Ведь наш народ счастлив всегда-а-а».

Они засмеялись.

– Мне всего этого так не хватает, – вздохнул он. – Помнишь, как мы допоздна обсуждали сценарии фильмов? Как мы выражали любовь к своей стране и постигали воссоединение?

– Да, – вздохнула она. – Но все изменилось.

– Изменилось? Я думал, пытаясь понять, – сказал Великий Руководитель, – если что-то бы случилось с твоим мужем при выполнении одного из его многочисленных опасных заданий, мы с тобой могли бы подружиться снова? Конечно, твой супруг жив и здоров, и этот твой брак лучше, чем был когда-либо, я уверен в этом. Но если что-нибудь случилось бы с твоим супругом, если бы он провалил одно из своих многочисленных героических заданий в интересах нашей страны, имел бы я право надеяться думать, что мы с тобой могли бы снова сблизиться и по вечерам делиться знаниями Чучхе и политики «Сонгун»?

Сан Мун оставила гитару.

– Что-то должно случиться с моим мужем? – спросила она. – Вы это пытаетесь мне сказать? Вы собираетесь отправить его на опасное задание?

– Нет, нет, гони прочь эту мысль, – заверил он. – Ничего подобного. Конечно, никогда нельзя утверждать с уверенностью… Мир, надо сказать, – опасное место, и будущее известно только высокопоставленным чиновникам.

– Вашей отеческой мудрости всегда удавалось умерить мои женские страхи, – сказала Сан Мун.

– Это один из моих подарков, – ответил Милосердный Руководитель Ким Чен Ир во всем своем великолепии. – Должен заметить, – продолжал он, – что ты называешь его мужем.

– Я не знаю, как еще называть его.

– Но ты не отвечаешь на мой вопрос, – настаивал Великий Руководитель.

Сан Мун стояла, скрестив руки и отвернувшись от бара. Она сделала два шага и вернулась назад. Я тоже истосковалась по нашим беседам до поздней ночи, – вздохнула она. – Но эти дни уже в прошлом.

– Но почему? – удивился Великий Руководитель. – Почему они должны быть в прошлом?

– Потому что я слышала, у вас появилась новая кандидатура, новая молоденькая ученица.

– Я вижу, кто-то разговаривает с тобой и делится кое-какими вещами.

– Когда гражданке дают другого мужа, это ее долг – делиться с ним кое-какими вещами.

– И ты, что же, – спросил Великий Руководитель. – Делилась с ним?

– Будущее известно только высокопоставленным чиновникам, – сказала она, улыбаясь.

Великий Руководитель понимающе кивнул.

– Видишь ли, этого мне и не хватало, – вздохнул он. – Именно этого.

Сан Мун пригубила коньяк.

– И кто же Ваша новая ученица? – поинтересовалась она. – Ценит ли она Вашу проницательность, Вашу утонченность, Ваш юмор?

Великий Руководитель наклонился к ней, радуясь тому, что вновь общается с этой женщиной. – Она не ты, могу тебе сказать. У нее нет такой красоты, такого очарования, такой манеры общения.

Сан Мун сделала вид, будто сильно удивлена услышанным:

– У нее нет такой манеры общения?

– О, да, ты меня дразнишь, – сказал он. – Ты знаешь, она говорит только по-английски. Она не Сан Мун, уверяю тебя, но недооценивай ее, эту американскую девушку. Не думай, что у моей Чемпионки по гребле нет особых качеств, собственной темной энергии.

Теперь придвинулась Сан Мун, и над барной стойкой они оказались совсем рядом.

– Ответьте мне, мой Дражайший Руководитель, – произнесла она. – И прошу Вас, ответьте откровенно. Может ли испорченная американка осмыслить великие идеи, рожденные таким великим умом, как Ваш? Может ли девчонка из страны, где царят коррупция и жадность, понять чистоту Вашей мудрости? Стоит ли она Вас, или, может, нужно отправить ее домой, чтобы вместо нее рядом с Вами оказалась настоящая женщина?

Великий Руководитель вытащил из-за барной стойки и протянул Сан Мун кусок мыла, расческу и чосонот, который, казалось, был сделан из чистого золота.

– Вот ты мне и ответишь на эти вопросы, – сказал он.

* * *

Граждане, посмотрите, какое гостеприимство наш Великий Руководитель проявляет по отношению к людям всего мира, даже к деспотичным Соединенным Штатам. Разве не отправил он лучшую женщину нашей страны утешить и поддержать своенравную американку? И разве Сан Мун не обнаружила Чемпионку по гребле в красивой комнате – прохладной, белой и ярко освещенной, с красивым маленьким окошком, из которого открывается прекрасный вид на луг, на котором резвятся кони в яблоках? Это не обшарпанный Китай или маленькая грязная Южная Корея, поэтому не нужно рисовать в воображении тюремную камеру с закопченными черными стенами и ржавыми лужами на полу. Вместо этого представьте себе большую белую ванну на золотых львиных лапах с горячей тонизирующей водой из реки Тэдонган.

Сан Мун подошла к американке. Несмотря на молодость, кожа у нее была испорчена солнцем и морем. Но дух ее, кажется, по-прежнему оставался силен – вполне возможно, что проведенный ею год в качестве гостьи нашей великой нации придал целенаправленности ее жизни и придал ей уверенности в себе. Без сомнения, это год подарил ей такое целомудрие, какого раньше она не знала. Сан Мун помогла Чемпионке раздеться и держала ее одежду, когда та сняла ее. У девушки были широкие плечи, а на шее выступали жилы. На предплечье у нее оказался маленький круглый шрам. Когда Сан Мун прикоснулась к нему, у Чемпионки по гребле вырвались слова, значения которых Сан Мун не могла понять. И все же по глазам девушки Сан Мун поняла, что отметина эта была ей памятна.